эти два учебных заведения рядом. Можно сказать, в одном городе, если бы на этой планете вообще было такое понятие, как город! Тут Институт и есть город. Просто, есть Институты побольше, есть поменьше. Самый большой Институт на планете — Аграрный. И в нем задействовано два с половиной миллиарда человек. Он имеет свои корпуса во всех климатических зонах планеты, в том числе на дне океана, за полярным кругом, в горах на высоте свыше восьми тысяч метров, на орбитальной станции и даже на местной Луне.

Второй, по величине — Строительный. В нем два миллиарда тристо миллионов человек. И корпусов у него не меньше, а то и побольше будет. Также этот институт отвечает за ремонт и строительство всего на планете.

Третий — Медицинский. В нем два миллиарда человек. Он имеет всего один главный корпус, но при этом лечебные учреждения по всей планете являются одновременно и филиалами, и местами прохождения практики студентов. Такое вот самообеспечение.

Я, когда читал в интернете про Незис, поминутно челюсть с пола поднимал, от того, что там реализовано, настолько это были потрясающие для меня вещи. Чтобы охватить одному человеку своим умом все, что там изучается и исследуется, жизни не хватит! Даже такой, как моя. Потому, что пока я буду изучать, то, что уже есть, они успеют столько же открыть еще нового!

Прямо как в том плакате над столовой пионерлагеря: «Как много всего! Как мало меня!».

Вот и тут, приходится выбирать, что именно изучать, хотя хочется изучить все и сразу. Но это невозможно даже для бессмертного гения, как бы ты не изворачивался, как бы не крутился, поскольку есть величины более бесконечные, чем даже концептуально бесконечный я. И с этим приходится мириться. Познание — одна из таких вещей.

Прибыли и разместились мы без особых приключений, благо таксисты есть везде, даже тут. Вообще на Незисе не одни только студенты с профессорами и асперантами. На нем примерно два миллиарда из пятнадцати к науке отношения не имеют. Они обеспечивают повседневную жизнедеятельность планеты: коммунальщики, экстренные службы, торговля, пищевая промышленность, транспорт, полиция и другие. Естественно, во всех этих отраслях были максимально задействованы студенты соответствующих специальностей, но тут требовался еще и постоянный персонал. Но, кроме этого были и просто местные. Их было немного, меньше пяти процентов, но все же.

Общежития оказались раздельные, что и правильно, но при этом соседние, соединенные коридорами-переходами каждые три этажа. Так что в гости ходили спокойно, не сильно заморачиваясь комендантским часом, который по бумагам вроде бы и был, а по факту всем на него чихать. Тем более, что институтские корпуса круглые сутки работают.

Комнаты оказались двухместными. Мне в соседи попался двадцатилетний белый парень по имени Колин Строкхонс — типичный компьютерный червь: бледный, нечесанный, с красными глазами, худой и нервный.

Знакомился он со мной, не отрываясь от своего монструозного компа-франкенштейна (то есть выпотрошенного, лежащего на столе отдельными, соединенными проводами частями, но при этом продолжающего, попискивать, помигивать огоньками, крутить кулерами, булькать жидкостными системами охлаждения и самое странное — работать). Точнее это было так: он назвал свое имя. Спросил мое имя, кивнул. А через двадцать минут молчаливого стука по сенсорным клавишам, лежащей на столе совершенно плоской клавиатуры, он на меня взглянул.

— Логин Коваррин, значит? Новоявленный сын мафиози? И что же тебя в информатику потянуло?

— «Папаша» сказал, надо банк взломать. Вот я и приехал учиться, — с улыбкой от уха до уха сообщил ему я.

— Банк — это хорошо. Это мотивирует, — сказал он и замолчал.

Собственно — все знакомство. Вечером старшекурсники с этажа попытались устроить мне «вписку», но после того, как мой левый кулак демонстративно пробил без замаха дверь, все быстро свелось к шутке.

Прикинув, что «вписка» может быть не только у меня, наведался в гости к «сестричке». Двери ломать не стал. Но одну слишком активную бузотерку

и поборницу традиций за ногу подержать пришлось. За окном. После чего вопросы и здесь отпали. Особенно,

когда и тут нашелся «умный компьютерный червь», который быстренько пробил нашего «папу» мафиози.

После этого визита вежливости, я со спокойной душей отправился в нашу с Колином комнату продолжать свои труды по освоению теоретической физики. Сон в мои ближайшие планы не входил.

* * *

— Ты же говорил, банк взломать? — ближе к трем часам ночи поинтересовался Колин, тоже считающий, что «сон для слабаков». — Терфиз-то тебе зачем? Или ты его физически ломать собрался?

— Хорошая идея, кстати, — заметил я, не отвлекаясь от своих формул, также, как и он спрашивал, не отвлекаясь от своего компьютера. — Но нет. Терфиз — это хобби. Точнее… хочу для начала понять принципы на которых ваши компьютеры построены. Что за элементная база. Почему именно троичная система в фундаменте, а не двоичная на пример, ну и так, по мелочи…

— Глубоко копаешь, — отметил он. — Уважаю.

Собственно и весь разговор. Забавный типок мне в соседи достался. Сон срубил его часа в четыре утра. К девяти же я уже был на первой паре с первым курсом. От начала семестра прошло уже больше полутора месяцев, так что пришлось вникать в материал с ходу. Но тут все равно большая часть материала дается на самостоятельное изучение.

После обеда поперся в Институт к Физикам (один из самых маленьких Институтов на Незисе, так как наука не прикладная, то и желающих именно ей заниматься не так и много). Нашел там одного не старого еще Профессора, автора одной из заинтересовавших меня работ, и пристал к нему с вопросами.

Сперва он обрадовался. Минут через сорок загрустил и попытался сбежать. Через четыре часа попыток спрятаться, понял, что от меня не сбежишь и смирился. Дальше мы выводили формулы уже вместе.

Глава 22

Вот уже целый месяц без сна и отдыха я бьюсь над этой гребаной теоретической физикой, все время, каждую минуту, даже находясь на лекциях и практике по программе обучения, отвечая на вопросы преподавателей, в процессе выполнения заданий, написания программ. Разговаривая с кем либо. Все это шло фоном. Я отвечал не задумываясь, автоматически. Хотя, о чем там задумываться? Вопросы и задания элементарные — первый курс же.

Я бился над формулами антигравитации и гиперпространства.

Точнее над переводом этих двух формул на язык родной для меня физики. Земной. И у меня ни Ангела не получалось!

Точнее, формула получилась, но любой пробный рассчет по ней давал результат отличный от результата, получаемого по оригинальной формуле! То есть численная проверка верности моих выводов валила к Ангелу все мои теоретические построения.

И я не понимал почему. Совсем! Просто никак!

Я заколебал всю Кафедру Квантовой Физики, в чьем ведении были эти две формулы. Они уже начали шарахаться лишь завидев вдалеке мою нахмуренную рожу. Я их понимаю, но от меня даже Князь демонов сбежать не сумел. Куда уж им-то?

Я точно также задолбал математиков из соседнего Института. Дошло до того, что они уже сомневаются, правда ли два умножить на два будет равно пять с половиной.

Я запряг программистов, выбив рабочее время на кластере суперкомпьютера, одного единственного на всю планету, самого мощного в обитаемом космосе, стоящего у нас в главном здании Института. Я заставил их запрограммировать эти четыре формулы и численно их прогнать, проводя все вычисления с точностью до пятсот сорок четвертого знака после запятой, а то вдруг все дело в погрешностях, а я тут голову ломаю. Прогнали. Сорок девять часов считал, падла. Один хрен, не сходится! Точнее с моими устными рассчетами, как раз один в один сошлось самыми первыми, а вот одна нотация с другой — никак.

Если в ближайшие три месяца я не пойму в чем проблема, то плюну на все, призову Альраа и лично нарисую пентаграмму Прорыва кровью профессоров, не могущих справиться с элементарной задачкой! Нет, это возни много. Собственной кровью!!!

Или еще хуже: с Миром поздоровуюсь, чтобы этот гребанный Незис расхреначило метеоритом к Драконам Ангеловым!

Но это все лирика, а отвлечься и расслабиться надо. А то свихнусь еще, чего доброго. Тогда точно каюк планете будет, люди начнут умирать от изнасилования в мозг. Массово. В муках.

Я взял телефон и позвонил «папаше» Коваррин.

— Слушаю, — появилось его изображение на экране телефона.

— Ты про бои что-то говорил в первую нашу встречу, — не стал тянуть я. — Есть там кто-то