Кроме Даны и Гонзы почти все здесь. Дана в мотольской больнице на какой-то загадочной операции (нам по девятнадцать, мы пышем здоровьем, и это объяснение кажется нам чем-то вроде извинения), Гонза с родителями недавно эмигрировал в Швецию. Почти две трети нашего класса, как ни странно, приняты в высшую школу. Том (после армейской службы) изучает педагогику, Ева с Джефом — юриспруденцию, Мария, Карел и Рудольф — экономику. Катка не попала в Академию искусств, но на будущий год она намерена снова попытать счастья. Ирена посещает специальные курсы зубной лаборантки; Зузана после первого семестра ушла с медицинского и работает в яслях. И так далее. За одну минуту свежей информации столько, что в голове у меня полный кавардак. Мы заказываем еду, по кругу ходят первые фотки: незнакомые лица новых товарищей и сожителей. Естественно, непринужденно летают слова, которые мы за четыре года гимназии никогда не произносили: семестр, de facto — de jure, зачетка, индекс. Из аквариума над барной стойкой разглядывают нас какие-то мерзкие рыбы. Мне кажется, что многие из нас мысленно от этой встречи как бы дистанцируются: у нас совершенно новая жизнь, и к «Медвежатам» мы заскочили просто случайно. Мы делаем вид, что встреча одноклассников не более чем детский рождественский утренник — такой же милый и такой же бессмысленный.

Официант оформляет в кухне наши заказы, возвращается за барную стойку, откуда-то достает шмат сырого мяса, на разделочной доске разрезает его на куски и, к моему ужасу, сбрасывает их ножом в аквариум.

— Боже, — выдыхаю я, — вы видели?

— Пираньи, — невозмутимо объясняет нам Катка.

Все-то мы видели, все-то мы знаем.

Вино паршивое («Монастырская тайна»), но тогда мне было на это плевать: по-настоящему хорошего я пока не пробовала, и сравнивать мне не с чем.

— Я тоже помолвлена! — оповещаю я всех после третьей рюмки (я все еще считаю их) и делаю Ирене комичную гримасу.

Но тотчас пугаюсь собственной смелости. Ничего подобного я не планировала и не понимаю, как это вырвалось. Ирена испуганно начинает моргать, прижимает локти ближе к телу и глазами впивается в свою сумку; я знаю, она была бы рада схватить ее обеими руками и положить на колени. Несколько одноклассников обмениваются взглядами. Мария вздыхает.

— Да что ты! — восклицает Зузана. — Серьезно?

Но я уже закусила удила.

— Факт!

— В таком случае мы тебя поздравляем, — говорит Зузана. — А когда приведешь его показать?

Ее вера в существование Либора сравнима с ее верой в младенца Иисуса.

— В одиннадцать он меня заберет отсюда. Наконец вы сподобитесь чести увидеть его.

Это лишает их уверенности. Они не могут представить себе, что я способна выстроить сюжет с такой легкостью. Да я и сама не поверила бы тому, но ведь в некотором смысле я борюсь за жизнь, а в такие моменты, говорят, люди могут горы свернуть.

— Вот откуда у тебя колечко, — констатирует Мария.

— Ты имеешь в виду эту золотую фиговинку?

Я стаскиваю со среднего пальца изукрашенный, безвкусный перстень с маленьким бриллиантиком, который в прошлом году получила от папы к моему восемнадцатилетию, и пускаю его по кругу. Одноклассницы внимательно изучают его. Пираньи глотают мясо.

— Ты думаешь, этот камушек — бриллиант?

— Либор уверяет, что да. По-моему, это стекляшка.

— Не трепись, это все-таки бриллиант! — заявляет Аделка.

В кольцах она явно разбирается. Она всегда относилась ко мне хорошо и никогда не сомневалась в существовании Либора: благодаря ей я наконец понимаю, что значит дар веры.

— Если это бриллиант, то я и вправду счастлива, — говорю я с улыбкой.

Я довольна собой; даже Том на какую-то минуту останавливает на мне взгляд. Не пойму, откуда у меня берутся подобные фразы. Может, они мне снятся. Может, к этим схваткам я готовлюсь во сне.

— Откуда у него деньги на бриллианты? — сомневается Зузана. — Ты вроде говорила, что он электрик?

— Возможно, вырубал электричество в ювелирном! — хихикает Скиппи.

— Правда, откуда у него?

— Ну что такого, — говорю я нехотя, смело подмигивая Ирене. — За колечко заплатил его отец.

— И Либор тебе сам в этом признался?

— Либор мне сам в этом признался.

— А что ты ему сказала?

Я гляжу на Аделку, весело щурясь:

— Я спросила, не должна ли я теперь спать и с его папой.

— Потрясно! — машинально рявкает Скиппи.

А Либора нет как нет, и потому в полдвенадцатого из будки у «Мая» звоню ему домой; его отец сообщает, что Либора увезла «скорая», так как вечером, играя в мини-футбол, он повредил себе мениск. Отец предлагает приехать за мной самому, но я, естественно, отказываюсь. Возвращаюсь к «Медвежатам» и все пересказываю Марии, Зузане и другим.

— Я так и знала! — ухмыляется Зузана.

Речь, по сути, о невнимательности. Могу поспорить, что добрая половина класса вышибалы ненавидела. Так почему же тогда мы в эту гребаную игру постоянно играли? Всякий раз я подставлял спину нападающим и давал выбить себя с самого начала. Постарайся чуть-чуть, Скиппи, не будь таким раззявой! Наша физкультурница Марта — такая молодая и уже такая крутая. А что я должен был, по ее мнению, делать?

Бегать взад-вперед и ждать, покуда мне какой-нибудь заводной придурок с одного метра не вдарит мячом в рожу? И тогда одно из двух: или товарищ физкультурница этого не видела, или она реальная садистка. Вот спросите Фуйкову. Спорт, между прочим, полная лажа. Выдают его за суперорганизованное развлечение, но на деле он начисто вышел из-под всякого контроля. Если вы знаете, за сколько, например, «Дортмунд» купил Розицкого,[22]то вам должно быть ясно, что спорт и обычные человеческие нормы давно уже несовместимы. Перед теликом мы типа компетентно рассуждаем об атакующих форвардах и современном футболе, не подозревая даже, что над нами всеми потешаются баксы. Зрительский интерес — суррогатная эмоция. Он только отвлекает внимание от того, что существенно в жизни. Равно как компьютерные игры, диеты, ламинат и прочая хренотень. Джеф мог бы вам рассказать. Он так долго занимался спортом, что профукал всю свою жизнь. Человек пялится в ящик на какой-то дебильный четвертьфинал, а в спальне между тем его жена пакует чемоданы — не то чтобы у меня какая жена была или я мечтал о ней, это я так просто, к примеру. Обалдеть, Скиппи, откуда у тебя берутся эти метафоры… Одно вам скажу: двадцать лет я регулярно смотрю английскую, итальянскую, немецкую и испанскую лиги плюс все кубки и чемпионаты и, в натуре, НХЛ, но по-настоящему это всегда мне было по барабану. Я не фанат, я просто кошу под него — перед другими и перед собой. Внушаю себе, что спорт меня увлекает. Окончательно я это понял во время прошлого футбольного чемпионата, сидя в «Jagrʼs-бape»; я уснул после нескольких кружек пива прямо на столе, а когда открыл глаза, увидел примерно пятьдесят прилично одетых взрослых мужиков, в том числе нашего главврача и анестезиолога, как они все вместе вопят на трех совершенно одинаковых сенегальцев на трех совершенно одинаковых экранах. Я расплатился с барменом и ушел, и никто этого даже не заметил. Как в каком-нибудь триллере: жертва с преступником одна в квартире, звонят полицейские. Преступник велит женщине открыть и сам идет вплотную за ней, нацеливая пистолет ей в голову. Если пикнешь, корова, ты труп. Все в порядке, мадам? Мы слышали какой-то шум. Абсолютный порядок, вахмистр, говорит женщина, закатив глаза кверху, но идиот полицейский всегдашним манером отдает честь и уходит. Люди просто слепы и глухи.