— Эй! — крикнул я. — Надо всегда прислушиваться к великому детективу.

Небо потемнело. Скоро дождь. Весь мир пожаловал в Ханксвилл, и я не знал, что мне с этим делать. У меня не было никакой программы действий. Никакого руководства.

Позвонила завотделом, поинтересовалась, как там телефонный опрос. Я ответил, что записал тридцать блестящих комментариев. Она спросила, не съездил бы я кое-куда. В садовом кресле в Тюсседале неподвижно сидит толстая женщина. Думают, что от зрелища пожара она потеряла рассудок. Я спросил, не ослышался ли я. Мне надо написать о толстой женщине, которая неподвижно сидит в кресле?

— Да, — ответила она и добавила, что женщина, возможно, пьяна. Возможно, ее надо спасать от нее самой. Но может быть забавный сюжет и потрясающая фотография. Фотограф и прочие уже на месте.

Я сказал, что занят с видеокассетами. Проверяю, что смотрят дети иммигрантов. Только что вот просматривал фильмы из местного проката.

Она спросила, что это за фильмы.

— «Хум Тум»,[12]— сказал я. — И «Тум Хум». Итого: «Хум Тум Тум».

— Жестокие?

— Нет, но там много танцуют и целуются.

— Целуются?

— Да, и бесстыже обнимаются.

Она сказала:

— Сдаюсь, — и положила трубку.

Я продолжал раскладывать пасьянс. Порой я злюсь, что он стал для меня наркотиком, но теперь это было вроде медитации. Думать не надо. Мозги исчезают в компьютере, и ты ни о чем не волнуешься.

Постучались. Я крикнул, что открыто. Вошел Франк. Спросил, занят ли я. В подсознании всколыхнулся панический страх. Зачем он пришел? Раньше Франк никогда не заходил ко мне в офис.

— Хороший кабинет, — начал Франк.

Он врал. Никто не мог на полном серьезе утверждать, что у меня хороший кабинет.

— Сегодня нам — на телевидение, — сказал Франк.

Я кивнул.

— Вся штука, разумеется, в том, что мы братья, — продолжал он. — Журналисты ведь так рассуждают.

— Не знаю. Я не журналист.

Франк улыбнулся. Сказал, что хотел отказаться, да коллеги уговорили. О самом деле мы разговаривать не станем. К тому же беседовать приятнее с людьми, которые понимают, о чем речь, а не просто разводят болтовню. Я принес нам кофе и спросил про расследование. Франк ответил, что люди очень стараются помочь. Опрошено уже более пятидесяти человек, но свидетельских показаний пока недостаточно.

Франк замолчал.

— Но я пришел не только с этим, — сказал он.

Вот час и пробил, подумал я. Он все про нас знает. Все понял. Ну конечно, знает. У него же нюх. Он полицейский. Что именно он знает? Знает ли он что-то, чего не знаю я? Не только об Ирен?

— Ты знаком с Ирен чуть ли не лучше меня, — сказал Франк.

Я ничего не ответил. Это пока была просто затравка. Уловка. Ему хотелось подловить меня. Надо просто найти удачный ответ, мелькнуло в голове.

— Что-то случилось? — спросил я.

Франк сказал, что прошлым вечером Ирен поехала к подруге в Росендаль. С ночевкой. Сегодня собиралась вернуться. А сейчас звонили из детского сада. Ирен не забрала детей, как договаривались. Франк позвонил ее подруге. В Росендаль Ирен не приезжала и не собиралась.

Думать я был не в силах. С ней что-то случилось. Однажды я понял, что, попади Ирен в аварию или что-нибудь в этом роде, меня известят далеко не первым. Да, я любил ее сильнее всех, но узнаю обо всем намного позже остальных. И врачи с полицией позвонят мне в последнюю очередь.

— Что, по-твоему, произошло? — спросил я.

Франк сказал, что не знает. Хотел выслушать мои предположения. Может, я знаю что-то, чего не знает он. Например, людей, с которыми она любит встречаться. Места, в которых любит бывать. Здесь все может пригодиться. Еще одна уловка, подумал я. Он пытался меня перехитрить. Нужно было все продумать. Я покачал головой и сказал, что мне надо в туалет.

Я вышел, зашел в туалет и закурил. Братец о нас знает. Он полицейский. Его не проведешь. Много раз я думал, что же произойдет, если он нас застукает. И, спросив об этом Ирен, получил в ответ:

— Тогда уже не мы будем решать.

Вдруг я понял, что нужно Франку. Он пришел ко мне в кабинет, чтобы обыскать. Дома у меня уже, наверное, был обыск. И теперь, пока я сижу тут, он времени зря не теряет. Но и здесь его постигнет разочарование. Я избавился от всех открыток, писем и электронных сообщений.

Загасив окурок, я повернулся к унитазу. Вспомнил Ирен и прошлую ночь. Это успокоило меня. Я все еще сильнее моего братца. Я глянул в зеркало. Подумал, что я — неплохой человек. Но и не особо хороший.

Когда я вернулся, Франк сидел в кресле и разговаривал по мобильнику. Глядя в окно. Его затылок выдавался над спинкой кресла. Я заметил, насколько мы похожи. Обычно на этом кресле сидел я. И в этот момент я смог увидеть себя со стороны. Я на работе. Обычный день в кабинете. Я вздрогнул от странной мысли. Я украл у него не только жену, но и всю славу. Я подумал, что мог бы насолить многим. Есть куча идиотов, которых я мог избрать своими злейшими врагами. А выбрал собственного братца.

Франк понял, что я вошел, и обернулся.

— Сиди-сиди, — сказал я, плюхаясь в кресло для посетителей.

Франк прекратил разговор. Мы сидели и молчали. Зазвонил служебный телефон. Первой мыслью было, что Ирен хочет связаться со мной и звонит сообщить, что произошло. Братец разрешил мне поднять трубку. Я не двигался. Телефон перестал звонить. Начал звонить мой мобильник. Я сидел спокойно и не отвечал. Франк посмотрел на меня.

— Ты меня знаешь, — сказал Франк. — Знаешь, каким я бываю.

— В смысле?

— Я далеко не ангел.

Франк ждал.

— Но я ее люблю. Я не могу ее потерять. Понимаешь?

Я кивнул.

Франк встал и попросил меня связаться с ним, как только я что-либо выясню или узнаю. Сказал, что все равно нужно было поговорить перед телесъемками. А теперь ему нужно в участок. У матери есть дети.

Я проводил его по коридору. Потом вернулся и сел в свое кресло. Спокойствие возвращалось. Ничего он не знает. Ни-че-го. От него ушла Ирен. Нашла в бардачке старые письма и решила уйти. Исчезла на пару дней, чтобы сделать то, что должна была сделать. Она и раньше говорила об этом. О том, что собирается уехать одна. Теперь она это сделала. Все встает на свои места.

Я выключил компьютер и запер кабинет. Волнение вернулось ко мне на лестнице. Почему она не позвонила, не сообщила? Не отвела детей в сад? Что все-таки произошло?