— Вот это да, — сказал Козларич, когда все это вынесли к нему на улицу, и некоторое время он, хотя сам же приказал солдатам постоянно перемещаться, простоял неподвижно, с отвращением глядя на добычу.

Оружие в мечети. Как командиру ему необходимо было понять, почему имам разрешает — или даже поощряет — такое: ведь в руководстве по борьбе с повстанческими движениями, которое на столе у Каммингза день ото дня все сильнее пылилось, было сказано: «Борьба с повстанческими движениями требует понимания среды». Хорошим солдатам надлежит понимать обстановку. Как и хорошим христианам, в числе которых Козларич тоже стремился быть. «Ибо тот, кто взыскивает с убийц, заботится о беспомощных, — прочел он прошлым вечером в сборнике „Год с Библией“. — Он помнит о воплях тех, кто страдает».

Страдают эти люди? Да. Беспомощны они? Да. И что же, вот они, выходит, их вопли? Можно ли найти объяснение происходящему в словах Псалмов?

Или лучше обратиться к заявлению, которое несколькими днями раньше выпустил один иракский религиозный лидер? Там, в частности, говорилось: «Да, Буш, мы — те, кто похищает твоих солдат, убивает их, сжигает их. Мы будем продолжать в том же духе, помоги нам Аллах, ибо тебе внятен только язык крови и разбросанных останков. Нашим воинам по сердцу кровь твоих солдат. Они соревнуются за право отрубать им головы. Жечь их машины — для них веселая забава».

Сумасшедший дом, а не страна. И, может быть, это-то и объясняло груду оружия, на которую смотрел сейчас Козларич? И никакого другого понимания эта груда не заслуживала?

Оружие в мечети, в том числе взрывное устройство, чтобы жечь машины и убивать солдат.

Невероятно.

Шади габи. Куплю хара. Аллах иа шилляк.

— Шукран, — сказал Козларич бригадному генералу, оставив при себе все прочие мысли. Потом пошел в свой «хамви», чтобы решить, куда двигаться дальше, но только он уселся, как его встряхнул громкий звук стрельбы.

— Пулеметный огонь, — сказал он, соображая, кто бы это мог быть.

Но это был не пулеметный огонь. Мощнее. Громоподобнее. Грянуло наверху, с восточной стороны, где кружили вертолеты АН-64 «Апач», и звук был такой силы, что, казалось, сотряслось все небо.

А потом грянуло еще раз.

— Ага! Досталось засранцам на орехи, — сказал Козларич.

Еще и еще раз.

— Ни хрена себе, — сказал Козларич.

Это был третий вариант войны на то утро.

За минуту пятьдесят пять секунд до первой огневой атаки два члена экипажа одного из круживших «Апачей» заметили на улице у восточного края Аль-Амина группу мужчин.

— Видишь, вон там люди стоят? — спросил один.

— Вижу, — ответил его напарник. — На той открытой площадке?

— Так точно, — подтвердил первый.

Все, что говорили между собой члены экипажа обоих «Апачей», записывалось, как и их переговоры с 2-16. Во избежание путаницы каждый, кто был в эфире, имел свои позывные. Например, экипаж головного «Апача» назывался Бешеный конь 1–8. Тот офицер из батальона 2-16, с кем этот «Апач» переговаривался чаще всего, был Отель 2–6.

Велась, кроме того, видеозапись всего, за чем они наблюдали, и в настоящий момент — за минуту сорок секунд до того, как они в первый раз открыли огонь, — они наблюдали за идущей по середине улицы группой мужчин, в которой несколько человек, похоже, были вооружены.

Все утро эта часть Аль-Амина вела себя наиболее враждебно. Пока на западе района Тайлер Андерсен прохлаждался под тенистым деревом, а в центральной его части, где был Козларич, постреливали лишь изредка, на востоке Аль-Амина вовсю гремела стрельба и порой раздавались взрывы. Докладывали о выстрелах снайперов, о погонях по крышам, о том, что по солдатам второй роты открывали огонь из реактивных гранатометов, и продолжающееся противостояние привлекло внимание Намира Нур-Элдина, двадцатидвухлетнего фотокорреспондента агентства Рейтер, жителя Багдада, и сорокалетнего Саида Шмаха, его шофера и помощника.

Часть журналистов, освещавших войну, делала это в сотрудничестве с американскими военными. Другие работали независимо. Нур-Элдин и Шмах принадлежали к числу работающих самостоятельно, и поэтому военные не знали, что они находятся в Аль-Амине. Об этом не знали ни люди из 2-16, ни экипажи «Апачей», медленно круживших высоко над Аль-Амином против часовой стрелки. С высоты вертолетчики могли видеть весь восточный Аль-Амин, но сейчас оптика головного «Апача» была жестко наведена на Нур-Элдина, у которого на правом плече висела камера и который находился в прицельном перекрестье тридцатимиллиметровой автоматической пушки «Апача».

— Да, так оно и есть, — сказал один из членов экипажа другому, глядя на висящую камеру. — Это оружие.

— Отель два-шесть, я Бешеный конь один-восемь, — радировал на землю второй вертолетчик. — Вижу людей с оружием.

Они не сводили перекрестие прицела с Нур-Элдина, шедшего по улице рядом с мужчиной, который, похоже, вел его куда-то. На правой стороне улицы были кучи мусора. На левой — строения. Теперь человек, с которым шел Нур-Элдин, взял его за локоть, подвел к одному из строений и жестом пригласил спуститься вниз. Шмах двигался следом и нес камеру с длинным телеобъективом. За Шмахом шли еще четыре человека, из которых один, похоже, нес АК-47, а у другого, похоже, был РПГ — ручной противотанковый гранатомет. Перекрестие переместилось теперь с Нур-Элдина на одного из этих людей.

— Ага, у этого тоже, — сказал вертолетчик. — Отель два-шесть, я Бешеный конь один-восемь. Вижу пять или шесть человек с АК-47. Прошу добро на поражение.

Он произнес это за минуту четыре секунды до первой огневой атаки.

— Вас понял, — ответил Отель 2–6. — На восток от нас наших людей нет, поэтому действуйте. Прием.

— Хорошо, начинаем, — сказал другой вертолетчик.

Но они не могли в тот момент стрелять, потому что «Апач», двигаясь по кругу, переместился в точку, где людей заслоняли строения.

— Они вне досягаемости сейчас, — сказал член экипажа.

Несколько секунд головной «Апач» медленно летел дальше по кривой. Теперь он находился почти точно за тем строением, к которому подвели Нур-Элдина, и вертолетчики увидели, что кто-то высунулся из-за угла, посмотрел на их машину и поднял что-то длинное и темное. Это был Нур-Элдин, поднявший к глазам камеру с телеобъективом.

— У него РПГ.

— Так, вижу человека с РПГ.

— Открываю огонь.

Но строение все еще мешало.

— Черт.

Чтобы стрелок мог чисто поразить цель, «Апачу» надо было описать полный круг и вернуться туда, откуда улица была видна полностью.

Еще десять секунд вертолет перемещался по круговой траектории.

— Как только будет цель, сразу открывай…

Почти долетев до нужной точки, вертолетчики видели сейчас троих из группы. Чуть-чуть осталось продвинуться.