он пытливо, с великим интересом осматривает моих ближников, сам скользнул взглядом по его сопровождению, а дальше мы крепко обнялись и по обычаю троекратно поцеловались.

На этом на сегодня все закончилось, нас разместили по кельям ночевать.

Перед сном искренне помолился и неожиданно быстро заснул.

А утром начались переговоры.

Для начала одарили друг друга: Василий презентовал знатную саблю, прямо на загляденье. Удивительной красоты и качества как для этого времени. А я ему перевод с латыни комментариев римского врачевателя Галена на сочинения великого грека Гиппократа. Фолиант вез на подарок еще к той чертовой свадьбе, но там подарить лично не сладилось, так и таскал с собой, вот и пригодилось. Подарок явно понравился, правы оказались соглядатаи, характеризовавшие Василия как книжника.

А еще он демонстративно вернул тот самый хренов пояс, с которого пошла ссора, чем невольно повинился в том, что все начала его семья.

Потом все помолились, молитву вел сам епископ Ефрем, а дальше пошел суд да ряд.

Двоюродный братец удивил, мало того, что подтвердил уделы отцовские без оговорок, так еще презентовал мне во владение Димитров, тот самый, который по приговору ордынского хана отошел к нашей семье, а Василий потом зажал. А Ваське моему пообещал Коломну, но с оговорками, не во владение, а на кормление, то бишь в московском подчинении. Чем явно хотел вбить клин между нами. Васька брат старший, а я младший, но получил больше.

Впрочем, сильно противиться я не стал, по итогу выходило даже больше чем ожидалось, хотя несколько раз пытался сбить родственничка с настроя.

Когда зашла речь о взаимных недоимках — московские бояре словно взбесились. Пришлось самому поднажать, в итоге переговоры свалились в банальную свару.

И опять Василь удивил: хватил кулаком по столу, да пристыдил всех, мол тут не за живот свой, а за державу радеть потребно.

У меня немного отошло с души, понял, что тот собирается искренне помириться. Переговоры пошли своим ходом, но вскоре случился опять затык. Выходило что только Васька делал широкий жест, а нашей стороны вообще никаких уступок или хотя бы жестов доброй воли.

Я озадачился, в голову ничего не приходило. К тому же, надо было предложить такое, чему не противился бы отец — то бишь, отдать московским в свою очередь какой-нить городишко не подходило. Но тут выход придумал сам Василий.

— Помогите отцову побратиму, князю Свидригайле. Сходите на Литву — тем протори вернете.

— Повоевать, говоришь? –я задумался.

Воевать? Непрост Василий, ой непрост. Ему самому воевать несподручно, а вот отправить вместо себя недругов, самое то. С войны можно и не вернуться. Двух зайцев одним выстрелом убьет. Но в моем положении это выход. Война войне рознь, можно ограничится набегами, опять на же на добро разжиться. Обкатать идеи, окрепнуть. Наверное, надо соглашаться.

И ляпнул:

— Мне бы саблю, да коня!..

— Да на линию огня... — брякнул в ответ Васька.

— А дворцовые интрижки? — по спине пробежали мурашки. Да ну нахрен! Неужто...

— Это все не для меня…

— Кто хотит на…

— Выходи по одному!

Вот тут я чуть не рехнулся от понимания того, что встретился со своим собратом по попаданию в исторические ебеня.

Да и сам Василь едва сдерживался.

Бояр погнали нахрен, а дальше уже прошло опознание.

— Ты кто?

— Банкир, а ты?

— Писатель.

— Да ну...

— Ну, так-то по профессии военный, да юрист, в свое время в уголовном розыске работал, а на момент того как — истинно глаголю — писатель. Творил в жанре попаданчества, знаешь...

— Знаю, знаю! — закивал Василий. — Токмо не читал подобного, но слышал. Так тебе все козыря?

— Балалайка, а не козыря. Знаю много, но сугубый теоретик, хотя не во всем...

Ближники уже беспокоиться начали, а мы никак не могли наговорится, да чудным образом сошлись во всем по намерениям. Выходит, зря я беспокоился. Собрат оказался нормальным мужиком: волевым, умным и пытливым и, главное, умеющим ладить с людьми, с правильными амбициями.

Мало по малу, разговор опять перешел к насущному.

— Понимаю, что ты на Литве задумал, нужное и важное дело. Татар стравить, да христиан против кафоликов поддержать. Помогу, жилы порву, а сделаю. Но легко сказать, тяжело сладить. Войско я соберу, но мало собрать, надо прокормить да снарядить. Знаешь сколько в день прожирает две сотни здоровых мужиков? К слову, меня княжить позвали на Вятку, там тоже навербую тамошних архаровцев...

Василий явно насторожился, видимо пока не знал об этом, но я его сразу успокоил.

— Не переживай, Вятка против тебя не пойдет, слово даю, мало того, со временем вольется в Великую Империю.

— Империю? — Василий улыбнулся. — Хорошо звучит, мне нравится.

— А то! Так вот, не требую, но помочь придется; чем сможешь: деньгой, провиантом али снарягой, а еще будет неплохо, если охотников со мной отпустишь. Думаю, среди твоих младших боярских сынов, немало желающих сыщется — добро да славу обрести. Буду собирать со всех что смогу, с Новгорода, с Вятки, с тебя тоже, уж не обессудь. К слову, а ты знаешь, что я по матери внук последнего смоленского князя?

— Заберешь смоленское княжество — твое будет! — снова улыбнулся собрат по попаданию. — Ситуация удобная, сам понимаешь.

— Не мое, а наше будет. А Кострому мне оставишь?

— А ты часом не охренел? — хмыкнул Василий.

— Мне же надо как-то пред своими за мир с тобой оправдаться? Васька брат уже ногами в истерике сучит, дебил эдакий. Доход с нее исправно будешь получать, не во владение, а на кормление прошу, просто я там контакты с купцами навел — может интересно получиться. Ямчуг с персиян, нефть та же, сера сравнительно рядом. Ты же говорил про промыслы? Вот своим примером и покажем. А в качестве жеста доброй воли выдам тебе секрет греческого огня.

— Тот, которым под Константинополем флот Ярослава греки пожгли? Или Олега? Увы, не помню. Так секрет этот вроде потерян?

— Я его уже нашел заново. Сущая вундервафля! Сам охренел, когда получилось. Завтра покажу. Взял с собой на всякий случай.

— Над Костромой подумаю, так к чему мы придем по итогу? Двоевластие?

— Рановато пока, но почему бы и нет? Хотя я за троном не гонюсь.

— Я бы и сам его спихнул бы по случаю, — пожаловался Василий. — Нудное и муторное дело...

Разговаривали долго, а потом побратались прилюдно —