Зарецкий задумчиво рассматривал стоящую у балконной двери женщину. Сказать? Не сказать?

— Если ты о том, что челноки поставляются концерном «Мамонтов»… а там работает твой закадычный приятель, преданный лично тебе человек и большой мелкий пакостник Рори О'Нил…

— Именно об этом.

— До этой версии додумался как минимум я. Более того, я ее проверил.

— И? — Мэри, обернувшись наконец, надменно приподняла левую бровь.

— Ну ты же здесь, а не в камере.

— Дядь Вась, — в ее голосе звучала снисходительная усталость. — Ты мне только одно скажи — сам-то ты в такой расклад веришь?

— Верят в церкви, — внушительно уронил генерал. — А я — СБ, мне знать по должности положено.

Сидя за столом и не вмешиваясь до поры до времени в разговор, Константин внимательно наблюдал за Марией. Еще до прихода графини Корсаковой он попытался предсказать ее реакцию в том случае, если вопрос о личной причастности вдовы к гибели мужа все-таки всплывет. Великий князь ожидал гнева. Или — недоумения. Или даже нервного смеха. Собственное изложение версии возможного убийства и хладнокровное «И?» в ответ на сообщение о произведенной проверке в список не входили.

Что ж, следовало признать, что за дюжину лет знакомства и четыре с лишним года совместной работы он так и не научился понимать логику этой женщины. Иногда ему казалось, что логика отсутствует вовсе. Хотя… если ответ правильный, какая разница, каким путем к нему пришли и как трансформировался для его получения вопрос.

Интересно в данный момент другое: найдет ли Мария то же решение, которое родилось у них с отцом и Зарецким? И как она к нему отнесется? Этот разговор, возможно, никогда бы не состоялся, если бы Мария не связалась с ним накануне, после беседы с Дубининым. Нашелся бы другой способ. Но она связалась. А значит, надо пользоваться случаем, сколь бы омерзительной ни была эта мысль как таковая…

Впрочем, самому себе можно и не врать: состоялся бы разговор. Ситуация уж больно скверная. И в то же время весьма перспективная. Тут уж не до реверансов.

Словно подслушав размышления великого князя, генерал негромко заговорил:

— Совершенно очевидно, что флот не доверяет результатам расследования, проведенного Министерством космического транспорта совместно с МВД и СБ. В рядах разброд и шатание. «Мининцы» за тебя горой, все, оптом и в розницу. Тебя называют «матушкой», ты в курсе?

На лице отвернувшейся от окна Марии соткалась ироничная усмешка:

— Ну да, ну да… в попадьи записали, так их и не так.

— А может быть, в матери? — тихо возразил Зарецкий. — Ты много сделала для них, «Мининской» эскадре завидуют все остальные подразделения… ладно, это сейчас неважно. Итак, «мининцы» готовы порвать на холодец любого, кто скажет о тебе хоть одно дурное слово. Но уже в Четвертом крыле мнения разделились. Экспедиционный флот трясет, Мэри. И, похоже, не только Экспедиционный.

Мария вернулась в кресло, давно и прочно закрепленное за ее особой. В самом начале ее службы в качестве личного помощника великого князя бывали случаи, когда в него пытался усесться кто-то еще. Но Константин всякий раз непреклонно указывал невеже, что данный предмет обстановки принадлежит лично графине Корсаковой, и к этому быстро привыкли.

Правда, сам факт наличия у нее персонального кресла в кабинете наследника престола породил очередную волну слухов. Что ж, они втроем, включая Никиту, снова посмеялись. Тогда это было смешно. Сейчас — не очень.

— Ну, — сказала Мария, позволяя себе немного расслабиться, — значит, задача состоит в том, чтобы унять флототрясение. Думаю, сделать это будет сравнительно несложно.

— А именно? — Зарецкий выпрямился и положил сигару в пепельницу.

— Флотская комиссия. Именно флотская. С самыми широкими полномочиями. Как вы думаете, Константин Георгиевич, его величество подпишет такой приказ?

Мужчины многозначительно переглянулись. Константин почувствовал, как губы сами собой растягиваются в насмешливой улыбке.

— Приказ подпишу я. Его величество в курсе происходящего, мы обсуждали с ним такую возможность. Но вы опять удивили меня, хотя, казалось бы, пора и привыкнуть. Василий Андреевич, не подскажете, на что мы с вами побились об заклад? Я ваш должник, но что конкретно задолжал…

— Увы, я не помню, — генерал ехидно ухмыльнулся и тут же посерьезнел. — Мэри, а кого бы ты поставила во главе комиссии?

Мария не колебалась ни секунды:

— Поскольку адмирал Кривошеев сейчас на Кремле, то лучше его не найти.

В кабинете повисло молчание, густое, как овсяный кисель. Нарушил его Константин:

— Кривошеев на Кремле, верно. Но почему он? Немного найдется на флоте людей, которым вы нравились бы меньше, чем ему. Если Кирилл Геннадьевич возглавит комиссию, в руках вашего недоброжелателя окажется смертельно опасное оружие. Оружие против вас.

По-кошачьи потянувшись, Мария все-таки взяла сигару, отхватила кончик, прикурила впервые за все время разговора.

— Я бы не назвала Кривошеева недоброжелателем. Да, адмирал меня не любит, и, кстати, есть за что. Но он кристально честный человек. Въедливый, дотошный и честный. Кроме того… я не жалуюсь на воображение, но представить адмирала Кривошеева подкупленным или запуганным не могу. И никто на флоте не может. Его авторитет неоспорим. Если следов моего — или вашего — касательства к гибели Никиты не найдет Кривошеев, все уляжется. Кстати, хорошо, что приказ подпишете вы. Вы подпишете, а я вручу. Лично, при свидетелях. Это произведет хорошее впечатление.

Графиня Корсакова замолчала и некоторое время вертела в пальцах сигару. Константин, не скрываясь, наблюдал за ней. Похоже, инцидент в Адмиралтействе научил Марию осторожности: в ее движениях появилась расчетливость, которой раньше не было. Он ясно видел — сейчас женщина уж точно не позволит горящему концу приблизиться к коже.

Что ж, ее можно понять. Пусть раны и затянулись, но подвижность еще не полностью вернулась к изрезанной осколками хрусталя ладони. Великий князь не знал, что скрывается под неизменной перчаткой: расспрашивать или, тем более, просить показать было неловко, а сама Мария перчатку на людях не снимала.

— Думаю, что ничем серьезным расследование мне не грозит, — задумчиво продолжила она, следя за огоньком сигары. — Разумеется, абсолютно безгрешными бывают только святые и новорожденные младенцы… и в семье Корсаковых, увы, имеется свой шкаф со скелетом. Однако, поскольку искать будут доказательства МОЕЙ вины, вряд ли он попадет в поле зрения комиссии.

Она вдруг вскинула голову и посмотрела на Константина в упор. Спрятать глаза он не успел. Лицо женщины стало совершенно пустым.

— Интересно, вся Империя уже в курсе, что хорошей жены из меня не вышло? Или только Кремль?

— Что за глупости ты говоришь! — взорвался Василий. — Какой дурак сказал тебе такую чушь?!