— Уродлива? — спросил я.

Он помотал головой.

— Нет, что вы!.. Нет, конечно… Многим такие как раз нравятся, хотя я их и не встречал, правда…

— Что с нею не так? — спросил я.

Она вздохнул.

— Она по-своему хороша. Королевская стать, гордый взгляд, независимость суждений…

Я приподнялся в седле, стараясь рассмотреть нечто мелькнувшее далеко в кустах.

— Ладно, меня эта принцесса все равно не интересует. Гораздо больше тревожит вот та тварь, что пронеслась с такой скоростью, что у меня до сих пор в глазах рябит. Это не просто животное…

— В этих землях иногда что-то появляется, — сообщил он философски. — Странно, когда в помете вроде бы обычных волков или лесных свиней один из детенышей какой-то не такой… Думаю, вам интереснее то, что Бриттия на севере граничит со знаменитым Зорром, слыхали о нем?

— Слышал, — ответил я.

— Они почти единственные, — сказал он с гордостью, — что не поддались Карлу. На северо-востоке Бриттия граничит с королевством Шумеш, на востоке вроде бы с Гиксией, если не считать Зачарованные земли, в которые никто же желает соваться, хотя, по слухам, отряды лорда Торстейнта из Варт Генца проходили по тайным тропам и делали набеги на Гиксию.

На северо-западе граничит с Ирамом, а на юго-западе с Скарляндами.

— Насколько богаты? — спросил я.

Он хмыкнул.

— Любой другой бы спросил насчет армии! Нет, о богатстве ничего особенного, все, как и у соседей. В долинах густо разрослись города, там прекрасные пашни и хорошие пастбища. Насчет рудников как-то не удосужился поинтересоваться.

— Для нас важнее всего, — сказал я, — что на севере Зорр, чьи мужественные защитники сумели несколько лет держаться против полчищ Карла. Если нам удастся отстоять Бриттию, то появится свободный маневр сразу на два королевства…

— Но на востоке, — сказал он с сомнением, — Зорр граничит с Ирамом…

— Все с кем-то да граничат, — согласился я. — Так что насчет армии Бриттии?

Он ответил нехотя:

— Единой нет, как и везде, они остались только в легендах. Любой из десяти наиболее видных лордов может выставить дружину втрое, а то и впятеро больше, чем сумеет король Ричмонд. Хуже того, что его старший сын благодаря удачной женитьбе на дочери одного из самых богатых и знатных лордов вошел в число виднейших лордов, а дружина у него втрое больше королевской…

— А как насчет амбиций? — спросил я.

Он вздохнул.

— Вы правильно понимаете, ваша светлость. Сыну почти тридцать, он уже чувствует в себе силу править, но на троне престарелый отец.

— А он престарелый?

Он искоса посмотрел на меня.

— Вам он тоже покажется престарелым, ваше высочество, пятьдесят лет!.. Но на самом деле это возраст мужского расцвета. Мне только пятьдесят, но не уступлю молодым ни в бою, ни в чем еще, кроме дурости… Так что король, как вы понимаете, престол отдавать не намерен, из-за чего в королевстве одни стоят за его спиной, а другие — за спиной сына.

Я посмотрел на его чуточку рассерженное лицо.

— Вы, конечно, на стороне короля?

— Ваше высочество, — ответил он чуточку сварливо, — это вовсе не потому, что Ричмонд мой ровесник или я чем-то ему обязан! Просто в пятьдесят лет и его сын будет умнее!.. А пока что за его спиной рвачи и честолюбцы, желающие урвать от перемены власти новые титулы, должности, земли, расширить свое влияние, занять место ближе к королю. А что с королевством случится за это время междоусобицы и войны за трон, в какую разруху и нищету впадет народ, им все равно.

— Все верно, — пробормотал я, — но только интересы королевства… какие-то далекие, абстрактные, а вот урвать и ухватить земли и должности — это большинству понятнее. Так что, боюсь, за спиной сына сил побольше.

Он насупился, спросил с подозрением:

— И что, предлагаете поддержать сына?

— Как политик, — пояснил я, — я так и обязан поступить. Но я почему-то должен думать еще и о мелочной справедливости. Не знаю почему, но вроде бы должен. И, самое смешное, в самом деле думаю! Вот дурак, да?

Он пробормотал в затруднении:

— Ваше высочество, тут вы, конечно, правы… да, дурак, да еще какой, но если принять во внимание ваши успехи, довольно впечатляющие, то дурак бы не, как я полагаю, совсем не. Разве что разок, когда удача, но когда подряд, то в вашей дурости начинаешь сомневаться, как бы по-дурацки вы ни поступали. Возможно, ваша дурацкость — это иная форма сообразительности?

— Не знаю, — ответил я честно. — Просто я стараюсь идти к Царству Небесному… не обязательно по замощенным красивыми плитками дорожкам. Иной раз и через болото… если вижу, что так прямее и, главное, смогу выбраться на тот берег.

Он усмехнулся.

— Да-да, выбираться на тот берег вам пока что удается неплохо.

Далеко впереди дорогу перебежало огромное стадо одичавших буйволов, а чуть позже впереди пронесся конный табун. Когда ехали через лесок, замечали в чаще множество оленей, вепрей, и я напомнил себе невесело, что мир все еще дик, еще только начал заселяться.

— Знаете, сэр Ферджехейм, — сказал я, — моя собачка уже зевает от скуки. Придется мне добавить скорости, а то вон обижается… Вы не волнуйтесь, я с таким конем уйду от любой погони!

Он сказал встревоженно:

— Ваше высочество, но так же нельзя!

Я ответил кротко:

— Мы только что говорили о моей дурости, что может быть не совсем таким уж диким невежеством, а неким озарением?.. В общем, двигайтесь тем же курсом!.. Дорогой сэр, было очень приятно ехать с вами рядом. Не люблю, когда постоянно болтают и не дают мне слова сказать, а я поговорить люблю. Жду вас на границе, или, говоря красиво, на кордоне!

Бобик уловил момент или все понял, подпрыгнул, как козленок, которому восхотел ось бодаться, и пошел все ускоряющимися скачками в сторону севера.

Арбогастр недовольно фыркнул и, получив от меня разрешение, ринулся следом. На этот раз я не стал сдерживать, пусть видят, враги таких троих орлов в самом деле не догонят.

Скрывшись из виду, мы пронеслись по узкой долине, затем на вершину холма, откуда я осмотрелся, никого поблизости, Бобик понял по моему взгляду, что предстоит, ринулся стремглав вниз и без следа пропал в заросшем высокой травой и неопрятным кустарником овраге.

Мы с Зайчиком спустились медленнее и солиднее, но на самом дне я соскочил живо, арбогастр укоризненно вздохнул и принялся меланхолично срывать верхушки трав, делая вид, что ищет, чем бы отравиться.

Я отошел на несколько шагов, присел к земле и сам удивился, с какой легкостью перетек в птеродактиля. Видимо, повторение в самом деле мать учения…