Впрочем, пожелания дошли по адресу. Первой пообщаться с задержанным пожелала военная разведка. За ним пришли молчаливые ефрейторы, вооруженные пистолетами, открыли дверь. Он с готовностью поднялся — если будут бить, лапать, волочить, то найдут в рукаве «козырного туза», чего совершенно не хотелось. Эта парочка не испытывала удовольствия от унижения людей. Его прогнали по коридору под равнодушными взорами часовых и втолкнули в полутемный подвальный бокс, где в свете настольной лампы вычерчивалась скудная мебель и несколько человеческих особей в армейских мундирах (слава богу, не СС). Эстафету перехватил кряжистый унтер с засученными рукавами, швырнул арестанта на стул, который заскрипел под весом тела, но выдержал. Зашевелились тени в углах, там сидели офицеры из военной разведки. Шевельнулось что-то за столом, повернулся абажур настольной лампы. Ударивший по глазам свет был настолько ярким, что пришлось зажмуриться. Выросло что-то грузное, обогнуло стол, прошло в непосредственной близости — словно громоздкая баржа по траверсу небольшого катера. Человек остановился, мрачно уставился на задержанного. Сам полковник Алекс фон Ритхофен — собственной персоной.

— М-да, расстроили вы меня, Венцель… — с прохладой в голосе проговорил полковник. — Получается, что в наше время никому нельзя верить, это очень прискорбно… А ведь прикидывались исполнительным и порядочным работником… Были кое у кого сомнения в вашей благонадежности, когда пытались проверить факты вашей биографии, однако они оказались в густом тумане — словно у вас не было прежней жизни, вы не получали образования, не участвовали в нашей борьбе… Я грешил на непорядок в архивах, на небрежность органов контроля и архивации… Вы работаете на Советский Союз, Венцель? Не надо колебаться, теперь можно говорить, все кончено. Не молчите же. Это вы тот самый красный «крот», что эффективно работал в наших структурах, а когда кольцо вокруг него стало сжиматься, подставил ни в чем не повинного бедолагу Эбеля? Вы долго молчите, Венцель. А ведь благодаря вашим усилиям у нас совершенно не остается времени…

Затрещина была не сильной, но голова дернулась, и мысли в ней перемешались. Унтер не спал, стоял за спиной и ловил взгляды полковника. Иван закашлялся от неожиданности. Одутловатое лицо бывшего шефа покачивалось перед глазами. Он стоял, и приходилось поднимать голову, от которой отливала кровь. В принципе, руки были не связаны, он мог произвести выстрел и отправить Ритхофена к праотцам — для полного комплекта. Но собственная жизнь пока еще имела смысл. Если уж жертвовать ею, то ради цели, а просто так — глупо. Стоило побороться за существование.

— Это неправда, герр полковник… — пробормотал Таврин. — Я искренне считал, что Томас Эбель — агент русских… Я не подтасовывал факты, я просто вышел на них, и они свидетельствовали о причастности Эбеля к вражеской разведывательной сети…

Второй удар был куда чувствительнее. Разгулявшийся унтер чуть не сбросил его со стула. В голове застучала горячая пульсация, желчь затопила горло. На этот раз приступ кашля был тяжелым и продолжительным.

— Вы пытаетесь меня убедить, Венцель, что вы не русский агент? — вкрадчиво, но уже с надрывом произнес Ритхофен. — И что не вашу радиостанцию мы нашли у Эбеля? А ведь это была ТА САМАЯ радиостанция — именно ее несколько раз пытались выявить наши пеленгаторные службы. Характерный передатчик, характерный звук… Хотите, я расскажу, что произошло в действительности? Имея доступ к служебному «Хорху», для вас не представляло сложности отсылать радиограммы. В городе много никем не занятых районов, подвалов, руин, а для того, чтобы отстучать донесение, можно даже не выходить из зачехленной машины. У вас имелся пропуск во все районы. Пока запеленгуют, оцепят квартал, вы уже будете далеко… Вы скинули рацию, потому что собирались уходить к своим — выполнили, так сказать, свою миссию. Но тут прошла информация о вернувшемся агенте Шитове, которого я под Могилевом готовил лично. Мимо такого вы пройти не могли и затеяли сложную и рискованную комбинацию, обманули своих подчиненных Зейдемана и Уде, не поставили в известность меня и майора Гайдриха. Это факт, Отто, его оспорить невозможно. Именно вы убили своих офицеров и майора Гайдриха, заперев их тела в своем кабинете. Именно вы заманили в развалины и убили агента Шитова — его нашли с собакой довольно быстро. Вы забрали из кабинета секретные документы относительно нашей агентуры на захваченной противником территории… Их нашли через несколько часов в заброшенном здании на улице Светаевской — вы посчитали, что мы их не найдем. Вы убили сотрудника Службы безопасности и покалечили еще троих — это тоже будете оспаривать?

«Это не захваченная противником территория, — подумал Иван. — Это территория, которую вы захватили у противника, а он, красавчик, ее освободил».

Третий удар был самым серьезным. Ивана вырвало — он успел раздвинуть ноги и склонить голову. Сознание металось, билось о стенки черепа. Он со скрипом разогнулся, подавляя жгучее желание воспользоваться английским пистолетом. Полковник возвышался над ним, скрестив руки на груди, пристально разглядывал, оттопырив нижнюю губу. Он не был красавцем, и мундир на нем сидел с натягом, и впечатления титана ума полковник не производил. Но он был хитрый лис, обладал нюхом и изворотливостью. Иначе почему под ним не качнулся стул после подавления мятежа Штауффенберга? Офицеры, находящиеся в комнате, деликатно помалкивали, слушали. Если не подводило подпорченное зрение, крупных особ там не было. Гауптман Штагель, майор Ланге — второй заместитель Ритхофена…

— Герр полковник, мы можем поговорить наедине? — пробормотал Иван. — Я готов кое в чем признаться, но не хочу это делать при посторонних…

— Неужели? — ухмыльнулся полковник и прищурился.

— Я прошу вас, герр полковник, это деликатный вопрос, присутствие посторонних нежелательно… Если опасаетесь, что я брошусь, можете привязать меня к стулу… Но уверяю вас, я не в том состоянии, чтобы кидаться в бой — вы и сами со мной легко справитесь.

От внимания не укрылось, как все присутствующие с любопытством воззрились на полковника. А для последнего возникала пикантная ситуация.

— Зачем вам это надо, Венцель? — поморщился Ритхофен. — Что вы можете сообщить такого, что я должен скрывать от своих офицеров?

— Вы уверены, что с ними все чисто?

— Ну, знаете ли, это уже чересчур… — злобно выдохнул майор Ланге. — Господин полковник, вы не допускаете мысли, что этот русский собирается водить вас за нос?

— Ну, допустим… — медленно произнес полковник, не сводя глаз с арестанта. — Выйдите, господа, на пять минут, будем считать это небольшим экспериментом…

Офицеры подчинились, но все это им не нравилось. Они удалились, демонстрируя недовольство. Повинуясь сигналу полковника, вышел из комнаты и плотно закрыл дверь обладатель мозолистых кулаков и унтерских погон. Стало тихо. Ритхофен оценивающе посмотрел на Таврина и произнес:

— Я слушаю вас, Венцель. Или, может, назовете свое настоящее имя?

— Обязательно назову, герр полковник… В этом помещении надежная звукоизоляция?

— Не извольте беспокоиться.