— Ты убежала с Де Хортой.

— Нет. В последнюю минуту лучшая сторона моей натуры победила. Он отправился в Окленд один. Но после того, что я тебе написала, постыдилась вернуться. Не смогла посмотреть в глаза. Под новым именем в одиночестве я уехала в Англию и с тех пор живу здесь. Решила, что смогу заново построить свою судьбу. Знала, что ты считаешь меня погибшей. Кто бы мог подумать, что судьба снова сведет нас! Когда профессор сделал мне предложение…

Она замолчала и судорожно перевела дух.

— Тебе плохо, — заметил профессор. — Опусти голову пониже: такое положение улучшит мозговое кровообращение. — Он поправил подушку, сделав ее более плоской. — Простите, О’Брайен, но должен вас оставить: скоро начнется лекция. Возможно, когда вернусь, еще застану вас здесь.

С угрюмым, застывшим лицом он вышел из комнаты. Ни один из присутствовавших на лекции трехсот студентов не уловил во внешности и манерах профессора ни малейшего изменения и не догадался, что стоящий перед ними строгий собранный джентльмен впервые в жизни почувствовал, насколько трудно бывает взять верх над человеческой природой. Закончив лекцию, ученый исполнил обычные обязанности в лаборатории, а затем поехал домой. Он решил зайти в дом не через парадный вход, а со стороны сада, через раздвижную французскую дверь, ведущую в маленькую столовую. Подходя, услышал голоса жены и О’Брайена: они что-то взволнованно обсуждали. В нерешительности остановился возле куста роз, не зная, допустимо ли прервать их разговор. Меньше всего на свете профессор Эйнсли Грей собирался подслушивать, однако слова сами лезли в уши и приводили в состояние немыслимого, невыносимого несчастья.

— Ты по-прежнему остаешься моей женой, Джинни, — возбужденно воскликнул О’Брайен. — Я прощаю тебя всем сердцем. Я люблю тебя и никогда не переставал любить, хотя ты меня бросила и забыла.

— Нет, Джеймс, — возразила леди. — Сердце мое никогда не покидало Мельбурна. Я всегда принадлежала тебе, просто думала, что тебе будет проще считать меня умершей.

— Но теперь тебе предстоит выбрать между нами, Джинни. Если решишь остаться здесь, я не скажу ни слова. Уверяю, никакого скандала не будет. А если предпочтешь отправиться со мной, мне наплевать, что подумают люди. Возможно, сам я виноват не меньше, чем ты. Слишком много думал о работе и слишком мало о жене.

Профессор услышал хорошо знакомый, похожий на воркованье ласковый смех.

— Я поеду с тобой, Джеймс, — ответила Джинни, его Жаннет.

— А как же профессор?..

— Бедный профессор! Но он не будет глубоко переживать, Джеймс. У него нет сердца.

— Надо сообщить ему о нашем решении.

— В этом нет необходимости, — проговорил профессор Эйнсли Грей, входя через французскую дверь. — Я слышал заключительную часть вашей беседы, однако не стал прерывать прежде, чем вы пришли к окончательному решению.

О’Брайен быстрым движением взял за руку любимую женщину. Они стояли рядом с сияющими лицами. Заложив руки за спину, профессор замер у входа: между влюбленными пролегла его темная тень.

— Вы приняли верное решение, — заключил он. — Уезжайте вместе в Австралию, и пусть все, что произошло, навсегда сотрется из вашей памяти.

— Но… вы… вы… — запинаясь, пробормотал О’Брайен.

Профессор небрежно отмахнулся.

— Обо мне не беспокойтесь.

Леди судорожно вздохнула и со слезами в голосе воскликнула:

— Что я могу сделать или сказать? Я думала, что моя старая жизнь умерла. И вот вдруг она ожила, а вместе с ней вернулись все надежды и желанья. Что я могу тебе сказать, Эйнсли? Только то, что навлекла на достойного человека стыд и позор. Погубила твою жизнь. Как же отчаянно ты должен меня порицать и ненавидеть! Сожалею, что вообще родилась на свет!

— Я вовсе тебя не порицаю и не испытываю ненависти, Жаннет, — спокойно возразил профессор. — Напрасно ты сожалеешь о своем рождении, ибо перед тобой открывается благородная миссия: поддерживать в жизни и работе человека, проявившего способность к научному исследованию высшего порядка. Я не имею права винить в нынешних событиях лично тебя. В какой степени хромосомы индивида отвечают за наследственные и приобретенные свойства — это вопрос, на который наука еще не дала окончательного ответа.

Профессор стоял, соединив кончики пальцев и слегка склонившись, как человек, серьезно и пространно излагающий сложную обезличенную тему. О’Брайен шагнул ближе, чтобы что-то сказать, однако от взгляда и манер собеседника слова словно примерзли к его губам. Сочувствие и сожаление стали бы неуважением к тому, кто способен с легкостью свести личное горе к абстрактной философии.

— Бессмысленно затягивать сложившуюся ситуацию, — продолжил профессор все тем же уравновешенным тоном. — Мой экипаж стоит возле парадной двери. Сделайте милость, воспользуйтесь им, как своим собственным. Возможно, вы предпочтете покинуть город без ненужного промедления. Твои вещи, Жаннет, непременно будут отправлены следом.

О’Брайен стоял в нерешительности, смущенно склонив голову.

— Не осмеливаюсь подать вам руку на прощание, — наконец проговорил он едва слышно.

— Напротив. Полагаю, из нас троих вы находитесь в наилучшем положении. Вам нечего стыдиться.

— Но ваша сестра…

— Позабочусь, чтобы эта история предстала перед Адой в истинном свете. До свидания! Непременно пришлите копию своего последнего исследования. Прощай, Жаннет!

— Прощай!

Их руки встретились, и на краткий миг встретились взгляды. Всего лишь взгляд, но женская интуиция — в первый и в последний раз — осветила темные глубины сильной мужской души. Леди вздрогнула и положила на несгибаемое плечо ладонь — белую и легкую, как пух чертополоха.

— Джеймс! Джеймс! — воскликнула она. — Ты разве не видишь, что он поражен в самое сердце?

Профессор Эйнсли Грей невозмутимо отвел взгляд.

— Я не слишком эмоциональный человек, — возразил он. — У меня есть обязанности — мое исследование валлиснерии. Экипаж ждет. Ваш плащ в холле. Скажите кучеру, куда вас отвезти. Потом он доставит все необходимое. Итак, вам пора.

Последние слова прозвучали, словно внезапное извержение вулкана, и стали столь резким контрастом и к прежней размеренной речи, и к бесстрастному, похожему на маску лицу, что мгновенно заставили пару исчезнуть. Профессор закрыл дверь и принялся медленно шагать по комнате. Потом прошел в библиотеку и из-за шторы посмотрел на улицу. Экипаж как раз отъезжал, и он бросил последний взгляд на ту женщину, которая до сегодняшнего дня была его супругой. Успел увидеть женственный наклон головы и прекрасную гибкую шею.

Подчинившись внезапному глупому, бесцельному порыву, стремительно подошел к двери. Затем остановился, вернулся к столу, сел в кресло и погрузился в работу.

III

Об этой необычной семейной истории судачили мало. У профессора Эйнсли Грея практически не было друзей: он редко появлялся в обществе. Женитьба прошла так тихо, что большинство знакомых продолжали считать его холостяком. Возможно, миссис Эсдейл да