Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему я? – прошептала она. – Почему ты влюбился в меня?
– Почему в тебя? – спросил он так удивлённо, что она с трудом удержалась от улыбки. – А почему бы в тебя не влюбиться? Ты прекрасна и сильна и знаешь, чего хочешь. Мне кажется, я влюбился в тебя в первый же день, когда увидел тебя в кухне.
– В кухне!
– Ты была такой деловитой и в то же время такой безмятежной. Ты меня заворожила, и я сразу же понял, что ты не из тех, кто страдает ерундой.
– Такие качества вряд ли способны пробуждать любовь, – усмехнувшись, заметила Иоганна.
– Но во мне пробудили. – Он вновь привлёк её к себе.
– Франц…
– Прошу тебя, Иоганна, – продолжал он нежно. – Я люблю тебя. Всей душой люблю. Я хочу быть с тобой. – Он вновь её поцеловал, и, как и в первый раз, её мысли закружились, а сердце словно взорвалось. Её тело всё понимало, как бы ни метался рассудок. Она знала, что пути назад нет, и неважно, в чём ещё признается Франц. Неважно, кто он такой. Этот поцелуй изменил всё.
Глава девятая
Биргит
Январь 1937
У Биргит был секрет. С той самой ночи, когда полиция совершила налёт на кофейню в Элизабет-Форштадт и незнакомый солдат спас её от ареста.
Когда он предложил ей выпить по чашечке кофе, она с трудом понимала, что отвечает. Она была слишком ошеломлена всем, что произошло, её губы покалывало от его поцелуя. Она позволила ему вести себя по улице, как ребёнка, и послушно шла за ним, не замечая ничего вокруг, пока они не вошли в тёплую духоту кофейни на Линцергассе и она не рухнула на стул напротив него.
– Ну, – он дружелюбно и открыто улыбнулся, приподнял песочные брови, – приключение выдалось на славу. Что вы делали в такой компании?
– Меня туда привела подруга, – не раздумывая, соврала Биргит. – Я понятия не имела, что там такое.
– Подруга, – сухо повторил солдат, и она неловко кивнула. Она не знала, зачем соврала, но ей казалось, так будет правильнее. Ей не хотелось, чтобы он расспрашивал её о собраниях и о том, чем она там занималась.
Официант, которому они заказали по чашке кофе меланж, венский эспрессо с пропаренным и вспененным молоком, как-то странно посмотрел на Биргит, отчего она принялась приводить в порядок волосы.
– Да, вы немного растрёпаны, – усмехнувшись, заметил её спутник, – но это ничего.
– Я даже не знаю, как вас зовут.
– Вернер Хаас. А вас?
– Биргит. Биргит Эдер.
Он улыбнулся, и она улыбнулась в ответ, внезапно осознав, что сидит за столом с мужчиной, который смотрит на неё с искренним восхищением, мужчиной, который уже целовал её. Не вполне понимая, что делает, она приложила пальцы к губам. Вернер улыбнулся.
– Почему вы меня спасли? – спросила она, убрав ладонь ото рта.
– Ну, как я уже сказал, я не смог устоять перед такой прекрасной дамой в беде.
– Не надо, – прошептала Биргит, отводя взгляд. Он что, издевается? Должно быть, да. Никто никогда не говорил ей таких слов.
– Честное слово, – ответил Вернер, и на секунду Биргит показалось, что он возьмёт её за руку. Принесли кофе, и несколько минут она потягивала его, избегая смотреть Вернеру в глаза. Наконец она взяла себя в руки, чтобы ответить, как она надеялась, спокойным тоном:
– Как бы то ни было, я очень благодарна за ваше благородство. Меня трясёт от мысли, что могло произойти.
– Как и меня.
Она заставила себя посмотреть на него, если не в лицо, то хотя бы на мундир.
– Вы служите в Альпийских войсках?
– Да, в шестой дивизии, в Иннсбруке. Мне дали отпуск до Рождества, и я приехал домой.
– Выходит, вы из Зальцбурга?
– Да, я вырос в Эйгене. Жили там вдвоём с отцом. – Уголки его рта поползли вниз, и Биргит накрыла волна сочувствия.
– Мне так жаль…
Он пожал плечами, глядя всё так же печально.
– Мама и сестра погибли в двадцатом году от гриппа.
– Вы, наверное, были ещё совсем маленьким.
– Да, мне было десять. – Он наконец улыбнулся. – Но давайте лучше о вас. Вы живёте где-то рядом?
– Да, на Гетрайдегассе. Мой отец – часовщик.
– Эдер-часовщик? – догадался Вернер, и Биргит вспыхнула от удовольствия. – Отец пару месяцев назад чинил у него наши часы – венские, настенные.
– Кажется, я их помню! – воскликнула она, пожалуй, слишком сильно обрадовавшись этому открытию. – Бауэровские, да? Их чинил отец. – Она наклонила голову. – Мы работаем вместе.
– Как, и вы часовщица? – изумился Вернер.
– В основном занимаюсь мелкой починкой, но да, можно и так сказать.
– Боже правый. – Он был явно впечатлён, и это тоже понравилось Биргит, особенно в свете того, что её гордость была так задета приездом Франца. – Вы такая талантливая, – пробормотал он, и она вяло попыталась протестовать:
– Нет, я…
– Почему бы не признать этого? Я вот не смог бы починить часы.
Она рассмеялась.
– А я не могу… ну, не знаю… съехать на лыжах с горы!
Он вновь рассмеялся – громко, звонко, и Биргит вспомнился большой колокол в церкви.
– А вообще когда-нибудь катались на лыжах?
Биргит подумала об Иоганне и её лыжном походе; чтобы отправить туда и остальных, не было денег. Не то чтобы она очень уж туда хотела, справедливо отметила Биргит.
– Нет, – призналась она Вернеру.
– Может быть когда-нибудь. – Он сделал глоток кофе и посмотрел ей в глаза так, что у неё вновь закололо губы.
Биргит не помнила, о чём ещё они разговаривали за кофе, который она старалась пить как можно медленнее. Он что-то спрашивал о её семье, она – об Альпийских войсках; Вернер рассказывал, как его отец в войну сражался в Альпийском корпусе и как он решил пойти по его стопам. Беседа тянулась, пока Биргит с ужасом не осознала, что уже темно и родители, конечно, беспокоятся.
– Мне пора идти. – Она слишком резко вскочила из-за стола, и Вернер невозмутимо поднялся вслед за ней.
– Позвольте мне проводить вас домой. Гетрайдегассе, верно?
– Да, но вы не должны…
– Конечно, должен.
Он заплатил за кофе, Биргит пробормотала слова благодарности, а потом он взял её под руку, и они вместе побрели к старой части города.
– Надеюсь, впредь вы будете обходить вашу подругу стороной, – заметил Вернер, когда они сворачивали на Штаатбрюкке. – Или она тоже