1. Недавно я хотел стать еще более форарльбергским, чем жители Форарльберга, и написал «одеррр». Я очень сожалею об этом. Я имел в виду «одррр». Если кого обидел, прошу меня простить.

2. Коллега Ф. как раз из Форарльберга и утверждает, что настоящий житель Форарльберга не говорит ни «одеррр», ни «одррр», а говорит «ода». Ибо «одеррр» или «одррр» говорят швейцарцы. (Уже это могло бы стать аргументом в мою пользу.) К тому же я-то считал: «ода» говорит только житель Вены, который пытается сделать вид, что он из Форарльберга, что ему, разумеется, никогда не удастся, скажу я вам. В остальном это плохой обычай – осваивать чужой диалект. Совсем плохо дело, когда житель Вены пытается говорить по-баварски. Почти так же плохо, как если бы мюнхенец пытался говорить на венском диалекте. Лучше никому, кроме жителей Вены, не говорить по-венски, а таких у нас в стране – только каждый третий, скажу я вам.

3. Коллега Ф. хотел и смог мне в конце концов доказать, что он истинный форарльбержец. Он написал: «У вивторок мы пишлы на лэваду за хатынкою набраты суныци, а тым часом хтось поцупыв у нас засувку вид виконныць батькивськойи спальни». Звучит недостоверно, скажу-ка я вам. Одеррр? Одррр? Ода?

1. Еще раз: восточный австриец в последнее время все чаще украшает свою порой весьма скромную речь выражением «скажу я вам». Надеясь, что он действительно скажет это всего раз, в итоге сбиваешься со счета.

2. Немец утверждает, что он был первым. Уже давно он заявляет миру: «Здесь говорят по-немецки, скажу я вам». Читатель Ханнес подозревает, что фраза у нас американизировалась. По образцу такой фразы: «You know, it was a kind of, you know, situation, where we all, sort of, you know, were like, you know…»[60]

3. Но истинные подстрекательницы и подстрекатели приходят из Форарльберга и говорят: «одер-р-р» (горные места), или «одр-р-р» (глубинка), или «ода» (предлесье), или «одр» (средний лес), или «…» (Лустенау; понимают только жители Лустенау).

4. Мы вам задолжали еще один перевод: «Во вторник мы пошли на луг за домишком набрать черники, и в этот момент кто-то украл у нас задвижку от ставней родительской спальни». Одер-р-р, одр-р-р, ода: «У вивторок мы пишлы на лэваду за хатынкою набраты суныци, а тым часом хтось поцупыв у нас засувку вид виконныць батькивськойи спальни». Вот это культура речи, скажу я вам!

Вы знаете Лоутро? Это маленькая тихая деревенька для туристов. Там нет машин, потому что туда не ведут дороги. Вы можете попасть туда только на корабле (и, к сожалению, снова уехать оттуда тоже только на корабле). В Лоутро в течение дня не происходит ничего. И это при +27 градусах в октябрьской тени. CNN еле слышно приносит новости из мира, от которого Лоутро отдаляется с каждым часом. Но отключиться – это дело тренировки. В Лоутро вы научитесь этому быстро.

Если там по случайности вам в руки попадет старая австрийская газета и в разделе «Актуальное» вы натолкнетесь на сообщение: «В воскресенье глава правительства земли д-р Эрвин Прель открыл первый европейский природоведческий учебный маршрут по ущельям», – сердце ваше охватывает радость. Надеюсь, вы достаточно благоразумны для того, чтобы дальше не читать, иначе бы вы узнали из записи выступления Преля: «Ущелья – это сокровища нашего ландшафта». Такое бы ваши нервы не выдержали даже в Лоутро.

Если вы пробыли там две недели, вы другой человек. Если вы потом задержитесь там еще на несколько минут и станете перерывать в аэропорту ваши сумки в поисках монеты для багажной тележки, то все вернулось на круги своя: вы БЫЛИ другим человеком. Но попытаться стоило.

Позвольте мне по актуальному поводу рассказать вам про высшие достижения моей жизни до сегодняшнего дня.

Лето 1968 г.: Я выигрываю многолюдные соревнования по запуску воздушных змеев в Лааэрберге. Длина моего шнура 400 метров. Соревнования проводило венское общество «Друзья детей». Руку мне пожимала сама Герта Фирнберг.

Зима 1971 г.: Убедительная победа в конкурсе певцов гимназии «Нойландшуле» с кавер-версией «O co me bali bene bella bimba». Учитель Ф. сказал мне: «Ты поешь, как соловей».

Март 1980 г.: В первый раз. (Да и пора уже было.)

Ноябрь 1982 г.: Будучи кельнером в закусочной, где играл квартет, в районе Хернальс, я мог нести сразу пять полных тарелок.

Апрель 1989 г.: Я начал работать в газете «Стандарт».

Понедельник, 11 ноября 2002 года: некая Кристиана выигрывает в «Миллионер-шоу» Армина Ассингера миллион евро. И Я ЕЕ ЗНАЮ! Мы старые знакомые, а по нынешним меркам даже старые добрые друзья. Я знаю, например, что деньги не очень много значат для Кристианы. К сожалению, в последние месяцы наша связь ослабла. Но мы должны ее восстановить, так я считаю.

Сказать «нет» редко составляет для нас трудность. «Нет» (найн[61]) обладает не только содержательной силой, но и формальной красотой: резкое «ай» отрицания уложено в русло двух мягких «н» благоразумия. А вот с «да» (йа[62]) нам приходится помучиться. Из-за задержки на «й» нам удается достигнуть лишь кратковременной медлительности. Измученные педагогами дети любят тянуть «а» до самого высокого градуса безысходности, но когда-то и у них кончается кислород, они сдаются и делают вид, будто делают то, что от них требовалось.

Это слово «да» (йа), которого не выдерживает и половина браков, подвержено капризам моды. С послевоенным «яволь» мы уже можем распрощаться. Через каждые несколько лет Австрия сползает в прискорбную фазу «йес». (Одно время даже говорили «йессер»). В конце девяностых «йа» окончательно растеряло свое воодушевление. И тут возникло ужасное «йеп», продукт поколения супер-гутл-чусси.

После недавнего передвижения согласных звуков мы остановились на «йоп». Кто сейчас не говорит «йоп» вместо «йа», тот совершенно выпал из контекста. И даже нет никакой причины сожалеть об этом. Яволь.

Здесь снова – защита повторения. Оно кормит журналистику. В литературе это одно из живых средств стиля. И оно облегчает человеку старение: чем больше весен живешь на свете, тем лучше знаешь, как хорошо они пахнут. Это с каждым годом усиливает тоску по весне. Но одно все же вызывает обеспокоенность: повторение встречается чаще. Оно становится въедливее. Поскольку неповторимое, кажется, исчерпалось, подгонка ценности достигается через постоянное повторение – и так рождается важность. Например, во время телевизионного рекламного блока нам приходится смотреть один и тот же ролик по три раза. Скоро все другие продукты будут отбракованы из-за конкуренции фирм. И у нас останется одна-единственная марка, которая будет рекламироваться без перерыва 24 часа в сутки – может, то будут конторские скрепки, или газетный концерн «Медиапринт», или обезжиренный смальц, неважно, нам больше не придется его выбирать.