Но поскольку повторение пока что держится под контролем, мы сделаем маленький шаг: пожалуйста, больше не говорите «йоп» вместо «йа». Перестаньте каждый час говорить: «Годится!» И каждый день: «Роджер»[63]. И никогда больше «Оки-доки». Можно это устроить?

Когда Тереза Л., бывшая учительница, а ныне пенсионерка, несколько дней назад шла домой из магазина в венском Марияхильфе, она хватилась своей сумочки. У нее тут же возникло подозрение, «за которое теперь мне стыдно», пишет она нам. На остановке «Западный вокзал» она покупала у одного торговца «Августинами» газету. И там ненадолго отставила сумки в сторону. И тут кто-то из стоящих вокруг, наркоман какой-нибудь, изловчился.

В шесть часов она сделала заявление о пропаже. Не прошло и пяти минут, как в домофон позвонил мужчина с французским акцентом. Он утверждал, что нашел ее сумку в подземном переходе. Ее адрес был указан в пенсионном удостоверении. Она спустилась к двери дома, и там состоялась передача. Содержимое сумки было в целости и сохранности, и в кошельке все было на месте. Тереза Л. хотела отблагодарить мужчину купюрой в 20 евро за «более чем необычайный акт помощи». Но тот не взял деньги. «Там, откуда я родом, это в порядке вещей», – сказал он ей. И откуда же он оказался родом? Из Нигерии.

«Я думаю, моя история подойдет для «Стандарта»[64], – пишет нам пенсионерка. Подойдет. Но и в «Короне» она тоже смотрелась бы неплохо.

Недавно в венском трамвае № 58 в девять часов утра случилось удивительное. Из шести пассажиров четверо были погружены в книгу. Это вносит путаницу в статистику, согласно которой каждый пятый австриец в год не читает ни одной книги, а каждый третий самое большее – две. (Зато каждый второй журналист пишет одну.)

На заднем сиденье трамвая № 58 сидел и читал подросток, в глазах у него мелькали НЛО, а рот был широко раскрыт. Должно быть, шаттлы так и бороздили космос своими одиссеями. Пожилая дама впереди принадлежала к фракции «Донны Леон»[65]. Углубившись в книгу, она демонстрировала проницательность конторской служащей у окошечка, вышедшей на пенсию, и должна была рано или поздно разгадать преступление. Наискосок напротив «профессор» предавался какой-то науке – возможно, своей собственной. Непосредственно рядом со мной «студентка», обняв колени и уткнувшись в них подбородком, проглатывала строки детективного романа, прислоненного к спинке переднего сиденья.

В кино нам нравится видеть спящих детей. При взгляде на них смягчается даже сердце закоренелого злодея. Но кто-нибудь замечал, как привлекательны бывают люди, когда читают книги?

В эти далеко не лучшие времена (которые, однако, дают нам возможность предаваться любимому занятию – а именно жалобам на то, как плохи времена) слова выходят далеко за рамки своего значения. Вы, например, случайно не относитесь к тем, кто постоянно говорит «Это имеет смысл» независимо от того, есть ли там смысл или нет. Есть ли он там изначально или он выявится лишь позднее. Смысл явствует, но смысл неосуществим. Не имеет смысла убеждать себя в этом.

Или вы из тех, у кого все, что раньше считалось хорошим или красивым, теперь «функционирует»? Удивительно, как техническая функция внедряется в такую область, как литературные издательства. «Книга функционирует», – говорят там. Должно быть, этим хотели выразить смесь «удачного» и «коммерчески выгодного». Нетрудно догадаться, что и здесь тоже пытаются «сделать смысл».

Или вы современный оппортунист? В чем ваш протест? Не хотите ли вы сплутовать на своем же волнении? Скажите же, что вы находите это произведение искусства плохим. Скажите, что вы находите его лишенным вкуса. Скажите, что вы находите его отвратительным. Но только не говорите: «Это поляризует».

У меня новая машина. Нет, вообще-то уже не новая. На коврике под пассажирским сиденьем уже лежат несколько камешков. Но я их не выбрасываю. Или это значило бы: я обыватель. Я делаю вид, что совсем их не замечаю.

На самом деле новая машина остается новой в те несколько секунд, когда продавец вручает вам ключ, желает удачи и вы садитесь в машину. Чтобы машина оставалась новой, я не должен был бы на ней ездить. Но если бы она стояла чистая, будто никогда не выезжала на улицу, и пахла бы салоном бизнес-класса Delta Air, это бы меня тоже раздражало. Но после торжественной передачи в автосалоне «Денцель»[66] я не мог просто заказать такси.

Мой почти-что-новый-автомобиль – это «Фиат Пунто Турбо», номер… я забыл, надо посмотреть. Купил я его в ноябре. (Тогда он действительно был новым.) Хотя получил его только на Пасху. Видимо, на итальянских автобанах постоянно были пробки. Но теперь-то он уже у меня. И он уже обкатан. А я еще нет.

Сперва я хотел бы в вашем присутствии прояснить для себя несколько главных вопросов. Во-первых: зачем в наши дни вообще нужна машина? Это пусть каждый решит для себя. Во-вторых: для чего мне машина? Правильно, до нашего офиса в Херренгассе гораздо удобнее было бы добираться на фиакре. Но я хочу:

1. Включить мою новую CD-систему и на три голоса (с БиБи Кингом и Эриком Клэптоном) петь When my heart beats like a hammer.

2. Иметь мобильное пристанище для курток, зонтов и пакетов.

3. И в случае надобности за восемьдесят минут быть в Нойпелле.

Третье: почему машина обязательно должна быть новой? Ну, старую уже не хочешь. То был красный «Дайхатцу Куоре»», то есть, по сути, не настоящая машина. Она мне нравилась, потому что если между буферами двух машин было хоть какое-то расстояние, она в него помещалась. Кроме того, за десять лет у нее не было серьезных поломок. Она знала, что не может позволить себе ремонт.

К сожалению, минувшей осенью у нее начал дымиться радиатор, словно из нее раньше срока клубами повалил святой фимиам. В автомастерской мне грубо сказали, как и полагается этим лопающимся от лошадиных сил людям разговаривать с владельцами не столь лихих транспортных средств: «Можете про нее забыть!» На альтернативный вопрос о восстановлении «ездоспособности»: «Не потянет. Да купите вы прямо за углом новую». Так я и сделал.