Следующими выступали Екатерина Казакова и ее муж, Игорь. Женщина, которой было уже за сорок, облаченная в темно-синее длинное платье, с выражением прочла стихотворение, посвященное ее матери, а Игорь зачитал недлинный рассказ. Ни первое, ни второе произведение меня особо не впечатлило, зато Леонид Сергеевич похвалил обоих и пожелал им творческих успехов. После выступления Казаковых председатель клуба вышел на сцену и объявил, что сейчас последует небольшой перерыв на банкет, и все присутствующие, как по команде, встали со своих стульев и окружили стол с напитками и закусками.

Рядом со мной обосновался один из трех «студентов», как я про себя прозвала более молодых писателей и поэтов. На вид этому юному «Пушкину» или «Достоевскому» (не знаю, на поэзии или прозе данный субъект специализируется) было лет двадцать — двадцать два. В отличие от автора «Несчастной любви», принявшегося заедать свою депрессию пирожными, мой сосед оказался весьма симпатичным молодым человеком — приятные черты лица, светлые волосы, зачесанные на косой манер. Одет молодой сочинитель был в светло-голубую рубашку и черные брюки, пиджак он оставил на своем стуле. Парень налил в пластмассовый стаканчик яблочный сок и галантно предложил его мне со словами:

— Прошу, — и одарил меня обольстительной улыбкой.

Я, не ожидавшая такого поворота событий, взяла стаканчик и поблагодарила моего «кавалера»:

— Большое спасибо!

Тот, ободренный хорошим началом нашего знакомства, представился:

— Я Евгений, а вы — Татьяна? Прямо как у Пушкина, не находите?

Ну-ну, забавно. Только, в отличие от Татьяны Лариной, писем новоявленному Онегину я строчить не собираюсь. Парень, конечно, красивый, но явно по возрасту герой не моего романа. А вот использовать интерес юного писателя в собственных целях я была весьма не против — у него-то и можно разузнать про творческий коллектив «Диалога»!

— Рада знакомству, — улыбнулась я в ответ, постаравшись придать своему лицу выражение трогательной беззащитности. Моя уловка сработала — ободренный Евгений продолжил нашу светскую беседу.

— У вас очень необычный рассказ! — заметил он. — Я подобных произведений не читал. Скажите, вы давно пишете?

— Я сочинять с детства люблю, — начала врать я. — Но этот рассказ написала недавно, даже не знаю, почему он такой получился… скажем, не слишком радостный.

— Я тоже рассказы пробую писать, — кивнул мой новый знакомый. — Правда, — он понизил голос, — я бы не советовал вам читать свою прозу в «Диалоге».

— Почему? — насторожилась я. Евгений бросил взгляд в сторону других гостей клуба, занятых дегустацией сладостей, и проговорил:

— Может, отойдем к стульям? Там нас не так слышно будет. Вам взять пирожное?

Не дожидаясь моего ответа, Евгений положил на блюдечко несколько крошечных канапе, и мы со своими стаканами направились к сиденьям.

— Так что вы имели в виду, когда посоветовали мне не приходить в клуб? — спросила я.

— Нет-нет, я не хотел сказать, чтобы вы не посещали «Диалог»! — возразил молодой человек. — Наоборот, приходите почаще, но только в том случае, если вам действительно интересно послушать произведения других людей. Понимаете, я сам тут недавно, но уже за несколько прошедших встреч понял: никто, кроме Леонида Сергеевича, чужие произведения не слушает. Здесь как в школе — каждый учит свое домашнее задание и приходит только затем, чтобы выступить самому. Леонид Сергеевич — да, другое дело, он только и дает рекомендации и советы. А остальные — да им ни до кого, кроме себя, нет дела! Одно радует — никто никого не критикует, не высказывается. Удивительно, что писатели друг другу вовсе не завидуют — скорее, жалеют других сочинителей, вроде как те такие бездарные, стараются без толку. Не знаю почему, но и супруги Казаковы, и Курчаковы, и этот Антон со своей «Несчастной любовью» — все они уверены в собственной гениальности, несмотря на то, что ни у кого из них еще не вышли ни книги, ни сборники.

— Правда? — изумилась я. — Не думала… Знаете, меня удивило, что никто из гостей клуба не прочел произведение Курагина, которое издали. Я бы обязательно прочитала роман своего знакомого или друга, а здесь даже Леонид Сергеевич «Черный город» не одолел.

— А я, кстати, начал читать роман, — заметил Евгений. — И могу вам сказать, мне нравится. Написано очень интересно, прямо захватывает с первых строк. Несмотря на то, что с Курагиным я особо не общался — он такой же выскочка, как и остальные, — читая его произведение, даже не думаю о личности человека, написавшего его. Знаете, хорошему автору можно простить и неуживчивость, и эгоизм, да и вообще, все на свете! Люди-то умирают, а вот произведения их остаются, и потом никому уже не будет дела до того, как жил автор бессмертного романа.

— Я думала, Владиславу Курагину тут все завидуют, — призналась я. — Вроде ни у кого книги не изданы, а ему вон как повезло.

— Да ладно вам! — махнул рукой Евгений. — Мне кажется, мало кто вообще знает, что книгу Курагина издали. Точнее, знать-то знают, но внимания не обращают — скорее, удивляются, что издательство выбрало именно эту вещь. Если писатель не приходит на собрание, про него автоматически забывают — нет его, так что о нем говорить. Объясняю, все писатели — самовлюбленные эгоисты, это я вам как будущий психолог говорю. Я на факультете психологии учусь, на четвертом курсе. Я и пришел в клуб не только за тем, чтобы свои рассказы читать, а понаблюдать за взаимоотношениями творческих людей. Это весьма занятное дело — подмечать особенности отдельно взятого человека…

— В этом я с вами соглашусь, — кивнула я. — А все-таки, как вы думаете, может ли кто-нибудь из собравшихся завидовать своему более удачливому коллеге? Почему-то меня интересует этот вопрос. Я, видите ли, общалась с людьми творчества — с художниками, — так вот, у них, если кто-то проводит свою выставку, возникает негативное отношение к более удачливому живописцу. Его буквально со свету сживают, ненавидеть начинают даже бывшие друзья. Здесь, в «Диалоге», тоже так?

— Абсолютно нет, — категорично заявил мой собеседник. — Кстати, не знаю почему. Но по моим наблюдениям, между художниками и писателями есть существенное различие, это если подойти с точки зрения психологии. Живописцы в большинстве своем — люди с заниженной самооценкой, тогда как писатели — наоборот. Даже если книга кого-то издается, остальные коллеги автора про себя жалеют его — думают, что он такой бездарь разнесчастный, а издательство, выпустившее его книгу, попросту пошло у него на поводу. Да и не читают других современных писателей не потому, что времени нет, а по той простой причине, что время жалко тратить на заведомо неудачное произведение. Я вот собираюсь курсовую писать, над темой думаю. Как раз хочу провести аналогию между писателями, художниками и музыкантами — вроде как определенный вид творчества влияет на характер человека. И про взаимоотношения в творческой среде намереваюсь рассказать. А сочинительство — это так, баловство, в свободное время этим занимаюсь. В принципе, неплохо, учитывая то, что мои одногруппники в перерывах между сессиями и семинарами в основном от компьютерных игр не отрываются. Скажите, Татьяна, а вы где учитесь?