Чего Мариам так и не решилась сделать, так это раздеться, когда затопили баню. Зато пока друзья были заняты, она запостила в Инстаграм очередное фото в купальнике. И ведь ее почти отпустило! А потом эта история с постом Кравца...

«Оказывается, чтобы выманить эту девушку на свидание, мне нужно было просто создать приложение для знакомств (смайлик). Ну, и подождать пятнадцать лет, чтобы она забыла эту мою дебильную стрижку (два смайлика). Да-да, ребята, мы хвалим наши алгоритмы подбора не зря».

И вовсе у него не дебильная стрижка! И алгоритмы – ну просто идеальные, да. Хотя откуда ей знать, если до «знакомства» с Женькой она его приложением никогда не пользовалась?! И почему Ветка решила, что он по ней сох? Ведь в его посте ничего об этом не написано! Или это между строк читать нужно? Мариам ничего не понимала. Пятнадцать лет ждать? Да зачем? Господи. Ему достаточно было пальцем ее поманить… и все! Все. Она бы с радостью сдалась на волю победителя. Но ведь Женя никогда не заявлял о своем интересе. Ни разу. Это она на выпускном попыталась. И в чувствах призналась, и даже полезла к нему целоваться – терять-то ей уже было нечего. Наутро Кравец навсегда уезжал! Призналась. Поцеловала. А он отшатнулся. И тогда Мариам тоже попятилась. В у-жа-се. Упала, растянулась у его ног. Такая нелепая и жалкая в своей безответной любви.

Нет-нет, Мариам никогда не винила Женю, что тот не смог ответить на ее чувства. Все потому, что она никогда не верила в то, что достойна его любви, она же не Марго Робби, господи, и если бы не этот пост… Ох! Ну, вот зачем он его написал? А фото ее зачем опубликовал? Она такая на нем…

«Жирная!» – любезно подсказал Гурген.

Жирная, да. А Женька пишет, что пятнадцать лет хотел выманить эту некрасивую огромную девочку на свидание. Не может быть. Но, с другой стороны, зачем ему врать?

Как же хорошо все-таки без него было! Как спокойно. А теперь ее, вон, то в жар, то в холод бросает. Знобит. Согреться бы. Воровато оглянувшись, Мариам стащила с себя махровый халатик и осторожно опустилась в воду. Наконец, все разошлись, и она смогла попариться в одиночку! Глядя на звезды, Мариам думала о том, что их месяц с Женей стал короче на один день. Или этот пост все изменил? А если нет? Осталось тридцать дней? Или двадцать девять? Это много или мало? Но постойте! Он ведь собирался поставить дом. Да-да, дом. Здесь, неподалеку. Их участки примыкали друг к другу, а значит…

Мысли Мариам прервал странный звук. Она открыла глаза и ушла под воду, увидев абсолютно голого Кравца. Она пыталась. Честно пыталась как-то прояснить для себя ситуацию. Но он спросил:

– Слушай, мы правда должны обсуждать то, что было сто лет назад?

И она ответила:

– Н-нет.

– Вот и хорошо. Потому что у меня другие планы на этот вечер. Иди сюда.

Ну, вот и что ей было делать? Конечно, она пошла. Села на его колени, чувствуя напряженную плоть. Поерзала. Кравец зашипел. Прикусил кожу у нее на шее. Потерся носом. Мариам обхватила его скользкие плечи, откинулась. Тяжелая грудь поднялась над парующей водой. От холода соски сжались в камень. Глядя ей в глаза, Женя накрыл губами один. Прикусил. Оттянул. Мариам всхлипнула, выгибая спину, как кошка, и запрокидывая голову к небесам. Женя переключился на вторую вершинку. Провел пальцами по спине. Вниз. Обхватил попку и крепко сжал.

– Ох…

– Весь день мечтал тебя отшлепать. Плохая… Плохая девочка.

– З-за что? – изумилась Мариам.

– За то, что ты вертела своей задницей перед каждым встречным мужиком, тогда как…

– И вовсе нет!

– Еще как да. Я даже подумал, что ты… – он прервался, сжал в зубах потемневший сосок.

– О-ох… – застонала Мариам.

– Что ты забыла о нашем уговоре.

Холод на улице и жар внутри бочки убивали. Мозг плавился. А чувства, так долго сдерживаемые внутри, кипели, вырывались наружу стонами. Вздохами. Бессвязным шепотом.

– К-каком уговоре?

– Месяц. Ты только моя. Повтори. – Пальцы Кравца огладили бок, выпирающую косточку на бедре и замерли чуть пониже пупка.

Повтори?! Повтори… Знал бы, сколько времени она мечтала это ему сказать!

– Я только твоя.

– И это – мое, – голос глубокий, хриплый, жаркий… Рука соскользнула ей между ног, накрыла промежность. Пальцы чуть сжались. – И это… – губы вернулись к груди. И это, – скользнули по шее вверх, по скуле, к ушку.

– Твое.

– И лучше тебе не будить во мне ревность. Потому что, оказывается, я ужасно… просто ужасно ревнив. Могу дать фору любому твоему соотечественнику. Это понятно?

– Д-да.

– Пообещай мне, что будешь хорошей девочкой.

Это было нереально. Абсолютно нереально. Он… ее ревнующий.

– Я буду хорошей девочкой.

Быть его девочкой – это много или мало? А что потом? Не думать. Это все испортит. А что тогда? Показать ему, насколько хорошей она будет, конечно же. Мариам перекинула ногу, оседлав его бедра. Качнулась.

– Нам… нужно… обсудить еще один очень важный вопрос, – процедил сквозь зубы Кравец.

– К-какой? – закусив губу, чтобы не застонать, Мариам проехалась по его каменно-твердой плоти.

– Предохранения. Я не брал чертовых резинок. Не думал тут кого-нибудь найти, знаешь ли.

– Кого-нибудь? – Мариам сощурилась, просунула руку между их телами и с силой сжала пальцы вокруг ствола. Абсолютно шикарного в своем размере, горячего и готового. Раз он позволил себе немного ревности, значит, и она вправе. Ну же, исправляйся! Немедленно. Женя… Женечка. Мой хороший. Мой…

– Тебя! А-рг… Тебя, женщина!

– Вот так. Так намного лучше. Пообещай…

– Что? – просипел он.

– Что будешь хорошим мальчиком.

– А что мне за это будет? – толкнулся ей в кулак и, закусив губу, откинулся головой на бортик.

– Я тебя отблагодарю. Ну же!

Кравец медленно поднял голову. Уставился ей в глаза. Которые, уже здорово привыкнув к темноте, различали все происходящее в так недостающих ей поначалу деталях.

– Я буду хорошим мальчиком, – очень серьезно, сложив ручки по швам, как самый настоящий пай-мальчик, пообещал Кравец. После чего нащупал за спиной бортик и одним стремительным движением на него взлетел. – А теперь отблагодари своего мальчика, как следует.

Не нужно было уточнять, на что он намекает. Это «что» нетерпеливо подрагивало у самого ее лица. Мариам судорожно сглотнула. Он был прекрасен… Абсолютно и совершенно прекрасен.

– Т-ты околеешь. Не в воде холодно.

– Так согрей меня. Сейчас, Мариам.

Ей так нравилось, ей так безумно нравилось, когда он звал ее по имени. Прокатывая на языке хищное, какое-то совершенно звериное «р-р-р» и чуть растягивая последнее «а».