но ничего. Мне шестнадцать было, я увлекался в основном компьютерными играми, зубрил биологию с химией, так как к поступлению готовился. Из первой школы помню только одноклассников. И то мы редко общаемся. Это ничего? Ты не обиделась?

– Ничего, конечно.

Мой пульс частит слегка. С Пашей как-то сложно на серьезные темы разговаривать. Вроде бы слушает, вроде бы внимательный. Но при этом закрытый. Не способствует развитию разговора, в общем. Обрывает его ловко. Я быстро облизываю губы и делаю глоток воды.

– Просто это еще не все. Ты не только увлекался играми, но и встречался с моей двоюродной сестрой Оливией. – Я делаю паузу, смотрю ему в глаза. – Потом еще скандал этот случился… или его ты тоже не помнишь?

– Скандал помню, разумеется, – спокойно произносит Паша. – Но я там был ни при чем.

– Я так и думала, – выдыхаю с облегчением. – Почему-то верила, что ты не смог бы. Мой отец, конечно, был настроен иначе. Он в этом плане рубит сгоряча. Если его близких зацепили, шашку наголо, и полетел! Не жалеет врагов.

– Я не боюсь твоего отца, – так же ровно отвечает Паша. – Хотя он и пытался меня побить. С сестрой твоей у меня ничего не было, дальше неуклюжих поцелуев мы не зашли. Она не от меня была беременной.

Глава 18

Я слегка округляю глаза, чувствуя колоссальное облегчение! Семья Паши категорически отрицала причастность сына к сюрпризу, что Оливка преподнесла родителям. Как и их сын. Родители Оливии тогда доводить до абсурда не стали: нет так нет, сами вырастим. А потом все как-то быстро, в один год, разъехались. Адомайтисы – в столицу края, Оливия с родителями – в Польшу, ее отцу работу предложили. Там Оливия и родила. У нее сейчас все хорошо, замуж собирается.

Павел добавляет:

– И я понятия не имею, кто отец того ребенка. Со мной она не делилась.

– Со стороны тогда всем показалось, что ты испугался ответственности. И что вы бежали.

– Мы предлагали сделать ДНК-тест. Они отказались. Потом и вовсе переехали.

– Ребенку твое отчество дали.

– В Польше есть отчества?

– Они русские же.

– Меня это не касается. Я не единственный Павел на планете.

Я опускаю глаза, обдумывая услышанное. Потом вскидываю их и внимательно смотрю на Пашу. Пытаюсь прочитать мысли. Спрашиваю решительно:

– Ты уверен? Я не осуждаю, тебе шестнадцать было в то время. Сам еще ребенок. Как Матвей сейчас. Впереди учеба, карьера. Любой бы испугался. Я понимаю, что люди взрослеют, меняются. Просто хочу знать, раз уж ты ко мне переезжать собрался. В течение месяца.

– Я уверен. Первые взрослые отношения у меня появились значительно позже. Если бы я занялся сексом в девятом классе, поверь, я бы это запомнил.

Его тон не то чтобы резковатый, он будто чужой. Так разговаривают, когда хотят человека на дистанции держать.

– Тогда почему ты сказал, что хотел бы познакомиться с моим отцом? Раз вы уже были знакомы, – произношу я ровно, без лишних эмоций.

– Мы не были знакомы. Он меня подкараулил у дома, за куртку схватил и вмазал. Нас отец мой увидел из окна, вышел и заступился. Поорали друг на друга и разошлись.

– Папа тебя не подкарауливал. Он поговорить приехал. За сестру и племянницу заступиться. Его на порог не пустили. Он уже домой собирался ехать, и тут ты идешь. Ты послал его.

– Он меня оскорбил с ходу, вот я и послал.

– Папа, наверное, на эмоциях был. На самом деле он хороший у меня. Очень.

Мы оба молчим пару ударов сердца. Паша заговаривает первым:

– Я не против познакомиться с твоим отцом при новых обстоятельствах. И узнать его с другой стороны. Прошло много лет. На примере Матвея я вижу, что подростки могут быть неуправляемыми. А еще могут врать в лицо, не мешкая. Ситуация та была стремной. Почему Оливия так поступила, я не знаю и знать уже не хочу. Но еще я не хочу, чтобы тот инцидент встал между нами, Диана. Мне хорошо с тобой.

Его тон, бывший минуту назад ледяным, как ночь на Меркурии, теперь в разы дружелюбнее. Слова звучат складно и правдоподобно.

В то время в глубине души я верила Паше. Наверное, единственная из всей семьи. Молчала, разумеется: кто бы меня спрашивал и слушал. Но когда ловила обрывки разговоров взрослых, что сучонок все отрицает, то радовалась! Мне хотелось, чтобы Паша оказался ни при чем. Ужасная, конечно, ситуация, когда нужно выбрать сторону парня или сестры.

Как-то раз, давным-давно, мы в одной компании с Адомайтисом оказались. То лето прохладным было, а ночь – и вовсе. Дождь накрапывал. День города. Молодежь нашего района возвращалась с праздничного концерта пешком. Толпой, а значит, что не страшно. Я тогда упросила папу не встречать, так как мы с одноклассниками веселились, нас человек пятнадцать собралось.

Помню, что я промокла и замерзла. Зубы стучали даже. У меня всегда так: чуть подстыну – трясет. Вдруг кто-то мне свою джинсовую куртку на плечи накинул. Просто так, без разрешения. Я обернулась и покраснела сильно – взрослый. Симпатичный старшеклассник.

– Не замерзни, красивая! – бросил он мне. Высокий, худой, в белой длинной футболке.

– Не стоит, спасибо. Мне не холодно, – ответила я гордо.

– Губы синие. Подрастешь – встречаться будем. А пока грейся. – Павел подмигнул и вернулся к друзьям.

Я, красная как помидор, под завистливые насмешки подружек шла в его куртке почти до дома. Это был первый и последний раз, когда Паша заговорил со мной. Мы потом в сентябре в коридоре столкнулись – он мимо прошел, не поздоровался, не узнал. Просто взглядом мазнул и дальше отправился. Я же… выяснила о нем все, что только могла! Из семьи хорошей, учится почти отлично, на олимпиады гоняет, спортом занимается…

Учеба в разные смены свела малейший шанс на общение к нулю, да я и не особо стремилась в отношения. Мелкая была. Просто мечтала иногда в минуты романтики, что Адомайтис снова мне куртку одолжит. Или комплимент сделает. В этом плане я поздняя, впервые поцеловалась в шестнадцать только. Зубрилой была.

Его роман с Оливией стал страшным ударом для подрастающей тринадцатилетней меня. Слава богу, он недолго длился. Плохо, что так трагично закончился.

Глава 19

– А когда ты