ОТРАЖЕНИЕ БОЛИ

КОГДА ВЗГЛЯД ПОДНИМАЮ

Николай Зиновьев[14]

* * *

Я недаром привела стихи молодого рэпера последними. Конечно, у меня, как и у многих, сжимается сердце при перечислении: «клубы, девушки, деньги, пиво, ночная езда на красивых машинах, секс, экстази, дорогая одежда…».

Страшное перечисление. Мы не можем не согласиться, что для многих молодых людей все перечисленное действительно является образом жизни.

Я привела эти стихи не потому, что они так уж хороши. А потому, что за всей неприемлемостью текста сквозит живая душа певца. Жива душа, потому что она болит…

В этой песне есть понимание разницы в жизни автора, и жизни того, о ком он поет. Неизвестно, чему автор отдает предпочтение! Может быть, ему тоже хотелось бы испытать счастье того, что «бабочка на руку села», но он не может. Пока не может, в силу ряда причин.

Потому что он молод, силен, здоров, носится на своих (и чужих) машинах и занимается спортом, сексом, карьерой…

Как часто и у нас, взрослых, разумных, занятых людей, тоже нет возможности испытать счастье «бабочки на руке». Мы же так заняты!

Жизнь инвалида мы раз и навсегда причислили к неполноценной, называя полноценной только свою суетливую жизнь.

«Духовный детский сад»…

Иерей Петр Коломейцев пишет: «Ясно, что не Бог виноват в наших бедах – мы сами сделали мир таким, что в нем трудно рожать здоровых детей. Не соблюдая Божьи указания о сбережении мира, вверенного нам, стоит ли удивляться, что мир становится все менее пригодным для существования… А раз мы перестали слушать голос разума и своей совести, то Господь посылает нам своих пророков из числа «малых сих», своих безгрешных чад… Таким образом, имея попечение об инвалидах, по сути, мы имеем попечение о самих себе. Общества, избавляющиеся от «уродов», становятся обществами «моральных уродов». «Мы вправе говорить об «особом служении» инвалидов, служении равном миссии Христа, об их особом посланничестве в наш мир, апостольстве, которое выпало на их хрупкие плечи»[15].

Много лет общаясь с инвалидами и их родителями, я научилась не то чтобы понимать, а просто чувствовать иногда тот особый мир, в котором живут эти дети. Часто матери детей-инвалидов, безнадежно умственно отсталых, или вообще, в состоянии «овоща», как это сейчас частенько называется, говорят мне:

– Да он же все понимает… он только выразить не может…

Или:

– Он все понимает, но его понимаю только я…

* * *

Вот Леша, шестнадцати лет. Исковерканные, вывороченные конечности. Худоба. Волосы уже выросли там, где они должны вырасти в таком возрасте. Пустые, пустые глаза. Грубый «мозговой» крик.

– Это Лешенька меня зовет! – вскакивает со своего места мама.

Хотя бы один человек, но понимает своего апостола. А небеса радуются о каждой призванной душе…

Мать берет на руки скрюченное тело, успокаивает.

– Что, доктор, горло красное?

– Красное.

Меня опять вызвали на простуду. Я иногда думаю, что меня вызывают к ним просто поговорить. Побыть. Я нахожусь у них, и я говорю. И думаю о том, что каждый из нас несет свой крест.

* * *

Часто об «особом мире» говорят и пишут родители детей с болезнью Дауна. Однако, по статистике, до 90 % детей-даунов оставляют в роддомах. И уже в домах-интернатах до взрослого состояния доживает каждый десятый. Никто особенно не интересуется их «особым миром».

На моем участке даун один.

Его родители интеллигентные люди. Поздние первые роды.

Вот еще одна проблема, которую нельзя не заметить. Изменился в сторону увеличения, и даже значительного, возраст первородящей матери.

Конечно: пока учеба, пока карьера. Потом еще квартиру надо купить. А если квартира есть, то надо сделать в ней евроремонт. Вот и рожает такая мамочка, у которой «все есть», в тридцать лет. Хорошо, если не в сорок.

Что же удивляться росту числа даунов?

Но это аспект, так сказать, физический. О духовной составляющей ситуации мы привыкли не задумываться. Привыкшие жить ради удовлетворения собственных, отнюдь не духовных потребностей, мы не стремимся продолжить свой род – ведь это так ограничит ожидаемый «набор» удовольствий и развлечений. Наша карьера, наша квартира… У нас – секс ради секса, ради удовольствия, а не ради продолжения рода. Проходит пять лет, десять, пятнадцать… А потом – расплата…