Около костра снова – лёгкое волнение, явно перекочёвывает под руки оружие. Денис, глядя через огонь на незнакомца, тем не менее остался спокоен и предложил:

– Хотите чаю?

– Не откажусь, но позже, когда будет сделано дело. Ты – Денис Третьяков?

– Он, а что такое? – Олег опять встал, начали снова подниматься и другие. Мужчина вдруг улыбнулся – улыбка была сухой, но искренней:

– Да ничего, в общем-то. Если ты и впрям Денис Третьяков, то тебе привет от Волка…

…Олег видел Дениса всяким. Но ни разу – таким потрясённо-изумлённым, как сейчас. Глаза Дениса расширились вне любых разумных пределов. Рот приоткрылся. Денис сглотнул и не спросил, не сказал, а как-то пропищал, даже не ртом, а горлом:

– От Мирослава Николаевича?! Мне?!

Тут и до всех, кто сидел у огня, дошло то, что Денис понял сразу. Они уже слышали от него о Мирославе Николаевиче Волке (это было вовсе не прозвище, а очень удачная фамилия), бывшем пилоте-космонавте, потом – косморазведчике на лунах Сатурна, а вот уже одиннадцать лет – вожде имперской пионерии. Теперь на улыбающегося незнакомца смотрели все. Недоверчиво и восхищённо, словно он вышел к костру из красивой сказки. А тот неожиданно смешно почесал ухо:

– Вообще-то не только тебе, просто тебе – в первую очередь, как командиру вашего отряда.

– Что… – Денис наконец заставил себя привести лицо в приличный вид, поправил рубашку, кашлянул… – Что он просил передать?

– На словах только вот что… – Мужчина тоже подтянулся, привычно, с военной выправкой, и поднял руку в салюте: – Будь готов!

– Всегда готов! – отчеканил Денис. И выжидательно посмотрел на опустившего руку незнакомца. А тот неожиданно скинул с плеч рюкзак и ружьё, поставил их у ног и… стал выкликать:

– Олег Ветлугин.

– Я!

– Михаил Гуляев.

– Я!

– Александр Бряндин.

– Я!

Мальчишки вскакивали и откликались один за другим. Никто ничего не спрашивал – у пришедшего на их огонь человека явно было право ими командовать – но во взглядах у всех была уже не настороженность, было теперь удивлённое ожидание…

– Пётр Минаев.

– Я!

– Геннадий Раймонд.

– Я!

– Тимофей Ланц.

– Я!

– Виктор Шацких.

– Я!

– Алексей Гордеев.

– Я!

– Денис Третьяков.

– Я!

Человек нагнулся к рюкзаку, вынул из него увесистый, довольно большой свёрток. Оглядел стоящих мальчишек, потом – всех остальных, выжидающих и посматривающих на названных уже заранее с лёгкой завистью.

– Эти пионеры, – заговорил он, – действуя в лучших традициях их движения, совершили подвиг. Они проявили ответственность, мужество, чувство локтя и патриотизм – то есть те качества, которые только и делают человека человеком. Я думаю, все тут понимают, о чём я говорю. Эти девять ребят, ваших товарищей, задержали и обратили в бегство орду погромщиков. Поэтому они будут награждены, как положено награждать мужчин – памятным оружием.

Он развернул свёрток – и это оказалась кассета, в которой – в кожаных гнёздах – покоились ножи.

– Олег Ветлугин, подойди и возьми это оружие, которое вручают тебе все твои братья-пионеры…

…Это были не полевые ножи, обычные в среде пионеров, и не стандартные инструменты «Соболь», которые недавно начали массово выпускать тоже для пионерии на Златоустовском Императорском Заводе Холодного Оружия, а – наградные поясные кинжалы. Наградные. Денис даже не поверил своим глазам. В Петрограде, среди всех его знакомых, такой нож был только у одного мальчишки, старше Дениса, который два года жил с родителями на берегах Сахарского Залива и там – так получилось – целых полчаса отбивал налёт банды на полевой аэродром экспедиции. Бегал по территории с пулемётом, который забрал у бандита, убитого за миг до собственной смерти дежурным – и бил короткими очередями… Пленные бандиты потом клялись, что их просто подвела разведка, что аэродром защищало отделение армейцев, они сами их видели! А когда мальчишку им показали – за миг до этого ведущие себя нагло и даже вызывающе, они сперва замолчали неверяще, а потом, один за другим, поопускали глаза и покорно потащились цепочкой к фургону с решётками… И на допросах пели, как соловьи, перебивали друг друга, боясь, что кто-то из подельников, опередив, успеет поведать больше. Об этом рассказывал не сам парень, он вообще про тот случай не любил говорить – это Денис прочитал воспоминания одного офицера в «Костре»…

…И вот теперь точно такой же кинжал был в руках у него, Дениса Третьякова. Это казалось каким-то чудом, сказкой, да нет – сном. Ножны чёрного дерева со скрепами из серебра, серебряная цепочка подвеса… Обоюдоострое лезвие, похожее на клюв дятла – длиной в двенадцать сантиметров, – переходило в мощное рикассо, на котором у небольшой овальной гарды виднелся знак-ведаман. Простая стальная рукоять была штырём, превращавшимся в тяжёлое навершие, пропущена через шероховатое под пальцами дерево, несокрушимый дуб, обработанный до глубокого красноватого мерцания…

Слов у Дениса не было. Поэтому он, взяв в руки этот кинжал, только и смог сказать то, что было спасительным, что выручало всегда – и что подхватили хором остальные:

– Слава России!

– Будьте готовы!

И на этот раз словам незнакомца ответил дружный хор – ликующий и весёлый:

– Всегда готовы!..

…В эту ночь Денис долго не мог уснуть. Давно был допит чай второй заварки, давно потух костёр, были пропеты последние песни, утихли в палатках последние, самые важные и самые поздние разговоры, ушёл в ночь недолго посидевший с отрядом незнакомец, так и не назвавшийся – кто он? – и с улыбкой отказавшийся переночевать. Звуки ночного леса мешались с отдалёнными, но отчётливыми звуками стройки, а с другой стороны – высоко над хребтом, словно бы прямо в небе – неслышно, но отчётливо мелькали огни на работах струнника. Денис думал, как завтра они спустятся на озёра. И ещё думал про кинжал, который держал на коленях. И ещё думал… думал… думал… В мыслях были Настя, отец и мама. И школа, и новые дома на улицах Седьмого Горного. И то, что рассказывали про латифундии братья Раймонд.

Мысли не мешали одна другой. А за всеми ними – как фон, как экран – звучала песня… Негромкая и непримиримая:

Надо бы без гордыни…

надо бы терпимей…

Надо бы простить… да что с тобой?

Надо бы отвлечься,

надо бы отречься,

Надо бы… да легче удавиться!

* * *

Девчонка, трезвонившая в дверь, была незнакомой. Денис уставился на неё удивлённо и нетерпеливо. Он был дома один: родители на работе, Олег с матерью ушли на какое-то заседание профсоюза домработниц, а Денис, если честно, собирался ложиться спать. Он ощутимо почувствовал, что с самого праздника, с того незабываемого выхода в горы три дня назад, просто-напросто недосыпает, и это уже становится тяжеловато. Он поговорил с Настей по телефону, посмеялся, но даже это происходило как-то вяло – наваливалась усталость, непреодолимая и вязкая. И он наслаждался мыслью, что сейчас завалится в постель.