— Два трупа, — сняв очки, сообщил ИннокентийВикторович.

— Точно! — Светка аж подпрыгнула. —Показывали два трупа, нашли возле Фрязина, в бывшем скотомогильнике.Представляешь? Ужас! А еще говорят, что у нас город спокойный. Ничего себеспокойный, то и дело кого-нибудь находят. Помните, на прошлой неделе женщину наобъездной дороге нашли, три ножевые раны… Скоро из дома не выйдешь без личногомилиционера. Да и милиционеры…

— А что трупы? — перебила я, зная страсть Светки кпространным монологам.

— Чего трупы? — не поняла она.

— Что про них сказали?

— А чего про них скажешь? Трупы и есть трупы.

— Святые угодники, — простонала я. — Имена ихизвестны, кто они такие?

— Вроде ничего не говорили.

— Имен точно не было, — подумав, сказал ИннокентийВикторович. — Сообщили, что мужчины были убиты выстрелами в упор.

— Вот-вот, — встрепенулась Светка. — Говорю,из дома скоро не выйдешь, вот так в упор и застрелят… А зачем тебетрупы? — нахмурилась она.

— С ума сошла? Я пытаюсь узнать новости. Еще что-нибудьбыло?

— Ну… может, тебе лучше сегодня самой посмотреть?Будешь в курсе…

Я махнула рукой и покинула тренерскую. Конечно, трупыподходят к сложившейся ситуации больше, чем сгоревший дом, но я не имелапонятия, что с ними делать. Я взглянула на часы и рысью устремилась вполуподвальное помещение, где размещался тренажерный зал или попросту«качалка». Есть у меня знакомый, которому городские новости известныдоподлинно, и если он не изменил своим привычкам, то сейчас я имею шанс застатьего в «качалке».Я прошла мимо душевой и заглянула в зал. Человек двадцатькрепких ребят усиленно качали мышцы; я перевела взгляд на ящики для одежды иувидела, что ящик под номером семнадцать распахнут настежь. На полке лежали:пейджер, мобильник, «Ролекс» (злые языки утверждали: китайского производства) изолотые украшения общим весом килограмма на полтора. Это означало, что ПашаПельмень где-то в зале. Я свистнула, парни как по команде повернули головы, ая, вздохнув, позвала:

— Паша. — Он появился в проходе между тренажерамис гирей в руке. — Зайди ко мне, пожалуйста, после тренировки. Разговоресть.

— Ага, — кивнул он, с явным удовольствием поигралгирей и подмигнул мне.

Ростом Паша был, что называется, метр с кепкой, затовыдающейся ширины. В округе все от восьми до тридцати лет его невыносимоуважали. Паша об этом знал и держался с достоинством, говорил мало и по делу, аесли что-то обещал, то слово держал. Год назад он сильно осерчал на одногосвоего бывшего приятеля и в сердцах сказал: «Урою». И что вы думаете, говорят,действительно урыл, причем в буквальном смысле. По крайней мере Чугунок божился,что так оно и было. Я б, конечно, не поверила, да беда в том, что парня с тойпоры никто больше не видел. К нашей школе Паша испытывал самые нежные чувства,когда-то он занимался здесь классической борьбой, а теперь трижды в неделюнаведывался в «качалку» для поддержания формы. Знала я Пельменя лет с десяти,когда он был просто Пельменем и прозвище это особых эмоций у граждан невызывало. И хотя теперь за его плечами угадывались «героические будни»,поверить в это по-настоящему я как-то не сумела. В общем, можно сказать, что мыс Пельменем дружили. Школе от этой дружбы была большая польза, должно быть,потому совесть моя дремала, а еще чаще спала как убитая, когда я обращалась кПаше с очередной просьбой. Вы можете сказать, что это нехорошо, что это черт знаеткак плохо, а я что говорю? Конечно, нехорошо и очень плохо. А когда в большомзале штукатурка с потолка сыплется — это хорошо? Крыша третий год протекает, авластям до этого, как мне до карнавала в Рио-де-Жанейро… нет в городе СаввыМорозова, так хоть, слава богу, нашелся Паша Пельмень. Что-то я очень многоболтаю, видно, совесть один глаз приоткрыла. Спи спокойно, дорогая, в душевойремонт надо делать. Примерно так я рассуждала, вздыхая и охая, сидя в своемкабинете в ожидании Паши. Он появился где-то минут через сорок, стукнул вдверь, заглянул, мило мне улыбнулся и спросил:

— Ты насчет душевой, что ли? Все будет. Нашелспонсоров. — Тут Паша хмыкнул и даже головой покачал; слово «спонсоры» онлюбил, но вкладывал в него свой, особый, неведомый мне смысл. — Впонедельник придут рабочие.

— Я с понедельника в отпуске… но ничего, задержусь.Паша, я тут… у тебя десять минут найдется?

Паша нахмурился, сел на стул и с видом высочайшего вниманияуставился на меня. А я стала ерзать. Одно дело — просить его помочь с ремонтомв школе, и совсем другое…

— Паша, ты Зюзю знаешь?

— Кого?

— Зюзин…

— Это его на днях нашли с удавкой на шее? Слышал.

— Извини, пожалуйста, что я спрашиваю, для меня этоочень важно… Пацаны болтали, он имел какое-то отношение к Шмелеву.

— Не смеши, — фыркнул Паша. — Зюзя этот —просто наркоша. А пацаны твои любят сказки рассказывать.

— Но ведь парня-то задушили?

— Ну и что? Придушил такой же урод. Они из-за дозыродную маму почикают и глазом не моргнут.

— А в милиции говорят, убийство тщательно спланировано…

— Говорят, в Москве кур доят… Совершенно неожиданно длясебя я вдруг заревела и пробормотала, закрывая рот ладонью:

— Это я его нашла…

— Кого? — нахмурился Паша, слегка подпрыгнув настуле.

— Да Зюзю этого. Он в шифоньере сидел. И теперь мне отмилиции покоя нет. Боюсь, посадят.

— Куда? — Глаза Паши полезли на лоб.

— Господи, куда сажают? В тюрьму, естественно. Онидумают, это я его убила.

Паша отреагировал на мое заявление совершенно неожиданно:засмеялся, точнее сказать, заржал, как лошадь.

— И чего тут смешного? — обиделась я.

— Менты, конечно, придурки, но они же не идиоты. Внашем районе каждая собака знает, что ты… в общем, хороший человек.

— Ты это серьезно? — опешив на мгновение, спросилая.

— Насчет чего? — опять нахмурился Паша.

— Ну… насчет того, что они знают… хотя, с другойстороны, если б они всерьез подозревали меня в убийстве, то уж, наверное,арестовали бы…

— Не чуди, — хмыкнул Паша. — Пройдетнеделька, и менты отыщут какого-нибудь наркошу, он и кокнул. А то, что к тебеприцепились, так у них работа такая — цепляться. — И безо всякого переходасообщил: