обедать в два, в четыре или не обедать вообще. Никто не выдавал ему контейнеры с горячей пищей, все зависело от него самого.

И в этом же была проблема. Чаще всего Ниил ел всего раз в сутки. Не слишком здоровая диета, но запасы стоило экономить, каждый поход в Цион – риск, а оленя, забредшего в руины, еще нужно пристрелить.

Хотя какие там олени… Чаще всего Ниил охотился на кроликов. На мелких, изворотливых, жутко костлявых кроликов. Пользовался луком, который вытащил из взорванной антикварной лавки в Золотом квартале, но нещадно мазал – за эти три года стрелять так и не научился. Может, не дано, а может, виноваты были мозги.

Они и считали плохо, что уж тут до движущихся целей… Так что чаще всего Ниил использовал камни, благо в руинах их хватало с лихвой. Подумывал, что хорошо бы смастерить пращу, видел схему в какой-то редкой для империи книге (ее он уже, конечно, сжег), но кого он обманывает. Что лук, что праща, что голая рука – все одно будет мазать.

В общем, началось это после обеда, когда патруль Пустых давно прошел мимо, головная боль наконец утихла и Ниил выдвинулся из осточертевшей крысиной дыры к центру столицы.

Цион занимал ее северную часть, а центр и юг, больше всего пострадавшие в конце войны, лежали в развалинах. Ветер гонял по ним мусор, обрывки пластика и тряпицы. Побеги кудзу взбегали по фонарным столбам, змеились по решеткам и вывескам. В руинах всегда царила тишина, блаженная, сладкая тишина, в которой можно было услышать приближение человека еще за целый квартал. Но людей в старой имперской столице, если не считать огороженной территории Циона, конечно, не осталось.

Вот потому-то Ниил и дернулся, когда над мостовой побежали приглушенные голоса. Женские, мужской, снова женские. Как будто забормотал в расколотой витрине старый имперский радиоприемник – Ниил еще находил такие раньше, но разыскивать несдохшие аккумуляторы, которые можно было зарядить от единственного уцелевшего солнечного купола, который еще генерировал энергию, и слушать программы Новых у него не было никакого желания.

Не для того он от них сбежал, чтобы снова впускать Новых в свою жизнь. Хотя главное было, конечно, в другом. Тихая жизнь – долгая жизнь. Чем меньше Ниил высовывается и рискует, тем лучше. Но звук этот шел не от радиоприемника и не от расколотых витрин, мимо которых проходил Ниил. Фонил его комм. Пустые прошли уже давно – в эфире было тихо, ни мельчайшего движения.

Творилась какая-то чертовщина. Уровень звука на своем браслете Ниил понизил, но отключить полностью не смог. Вызов шел мимо основной программы связи, которая у Ниила была предусмотрительно выключена. Да что там, он отключил комм полностью, а вызов продолжал идти… Как это вообще понимать?

В руинах комм был нужен разве что как часы – вот и все. Но выбросить его Ниил никак не мог: кошелек баллов в Ционе был необходим, да и вообще в Ционе без комма появляться было бы в высшей степени неразумно. А если выбросить этот… Нет, новый Ниилу быстро не достать. Каждый браслет в Ционе имеет свой серийный номер, и, чтобы раздобыть себе этот «чистый» комм, Ниилу пришлось потрудиться.

Вполуха прислушиваясь к приглушенному разговору, Ниил оглядел руины. Если так продолжится и дальше, во время закатного патруля его обнаружат за полминуты.

Ниил сжал зубы. Какого черта?

* * *

Было уже почти девять, когда я взяла чистое полотенце из той стопки белья, которую мне вчера оставили на постели, и отправилась в общую ванную. С коммом я могла наконец принять душ, и мне не терпелось привести себя в порядок. Из коридора, ведущего к общей комнате отдыха, доносились приглушенные голоса и даже смех – не ожидала я его здесь услышать, – и в ванной я надеялась ни с кем не столкнуться. Здесь было тихо: вода в душевых нишах не бежала, и, судя по распахнутым дверцам кабинок, в туалете тоже не было ни души. Но стоило мне скинуть платье, как кто-то стукнул дверью, и я съежилась.

– Да не волнуйся ты, – рассмеялся голос позади.

– Не парни, – добавил второй.

Я обернулась. Это были те рыжие девушки, которые показались мне вчера такими друг на друга похожими. Сейчас одна была одета в юбку с блузкой, а другая в платье. У первой волосы были убраны в пучок, у другой распущены. Кажется, не такие уж они и одинаковые. Или?..

– Парни сюда не сунутся. Сора за таким приглядывает. Думаешь, ее тут нет? А ты сунь нос в спальню к пацанам, она тут же из-под земли вылезет, – хихикнула та, что носила волосы в пучке.

– О да. Слух у нее как у собаки, – улыбнулась другая.

Я все еще прижимала платье к груди, но рыжие девчонки, будто и не замечая меня, переговариваясь и хихикая вполголоса, стали скидывать свою одежду. То, как легко и просто они это сделали, немного меня ободрило. В конце концов, я должна когда-то привыкнуть к тому, что в общественных ванных личного не существует – ведь я с такими выросла, ну почему у меня никак не получается? И вместо того, чтобы тактично отвести взгляд, я поняла, что пялюсь на рыжих во все глаза.

Платья и юбки скрадывали их сходство. Распустив волосы и скинув с себя одежду, девушки оказались одинаковыми до последней черточки. Что там говорили мне женщины в общих ванных? «У всех все одно и то же»? Как бы не так. У всех – нет. А эти двое казались такими точными копиями друг друга. Будто одну перерисовали по контуру другой. Так не бывает. Только если они не сестры.

Я продолжала глазеть на девушек, даже не думая о том, как это, наверное, странно смотрится.

Что с их матерью? Как ей удалось их родить? Близнецы же подлежат аборту… Или поэтому они и оказались в приюте: их мать вышвырнули за стену?

Я отвела глаза. Это невозможно. Правила Циона жесткие, но справедливые. Если так и вышло, что женщина нарушила закон, родив двойню, ее, скорее всего, обнулили и послали на общественные работы. Незачем ее приговаривать к смерти. Так ведь?

Я снова покосилась на одинаковых рыжих девушек. Смеясь, они швыряли друг в друга хлопья пены от шампуня.

Я отложила платье на полку для одежды и шагнула под соседнюю душевую лейку. Прислонила комм к сканеру в стене, и вода полилась. Я настроила счетчик так, чтобы нагрев был минимальный, но так продрогла, что все-таки выкрутила термостат