До конца дня он планировал отвезти Тиберика в частную школу для мальчиков, где готовили будущих студентов академии Естественных наук. Если к тебе в дом является крагх, который при этом желает зарубить твою рабыню, от маленьких детей всяко лучше избавиться. В школу сдать, то есть. А еще он собирался там же, в Эрифрее, посетить лавку лучшего артефактора столицы и набрать у него сигнальных и охранных артефактов для дома. В конце концов, там оставался он сам, Марго, Робин и… В общем, главный источник беспокойства.

Он отложил перо и устало потер глаза.

Ночное нападение, двуликая рабыня, которую он заполучил себе на беду, убитый Фредерик, Око Порядка — все выстраивалось в бестолковую мешанину цветных кусков мозаики и не желало складываться ни во что понятное. Но одно стоило признать: он, Мариус Эльдор, уже стал на скользкую дорожку ереси. И случилось это даже не тогда, когда не сказал всю правду Магистру. Тогда, когда спросил — у тебя есть крылья?..

* * *

Он уже заканчивал работу и собирался домой, чтобы забрать Тиба и с помощью артефакта телепортироваться в Эрифрею, как в дверь тихонько и очень нерешительно постучали.

— Входите, — стальным тоном приказал Мариус.

Но вместо ожидаемого недотепы-местного архивариуса отдела увидел ту, кого менее всего желал видеть — и при этом отдавал себе отчет, что увидеть не отказался бы.

Ровена за прошедшие годы совершенно не изменилась. Все та же роскошная грива светлых волос, вьющихся, оттенка спелой пшеницы, все те же зеленоватые глаза, немного кошачьи. Маленький, легкомысленно вздернутый носик, красиво очерченные скулы и щеки с ямочками. Все те же тонкие, породистые запястья, украшенные браслетами, все та же осиная талия и нескромный вырез, позволяющий заглянуть несколько глубже, чем положено.

Она была как лучик света посреди мрачного кабинета. Заблудившийся солнечный зайчик.

И внезапно Мариус растерялся, так, что даже привстал, опираясь ладонями о полированную столешницу. Он не знал, что сказать бывшей жене — жене, которая его предала, которая убила их ребенка, но которую он полюбил когда-то. И память о том, как Страж Надзора впервые поцеловал прекрасную девушку, еще не умерла, не покрылась слоем пыли и праха.

Потом он взял себя в руки. Давно ведь оставил прошлое прошлому, так к чему все это? Зачем она пришла? Просто повидать? Но Ровена была не из тех женщин, которые что-то делают "просто". Так какого крагха?..

— Ты, — буркнул он, садясь обратно за стол.

— Привет, — тихо сказала Ровена, и ее голос отдался в голове звоном маленьких хрустальных колокольчиков, — привет, Мариус… Я слышала, что ты вернулся, но все никак не находилась свободная минутка, чтоб зайти.

Она неторопливо вошла, прикрыла за собой дверь и огляделась в поисках свободного стула. Таковой стоял прямо напротив стола, и Ровена, едва заметно улыбнувшись своим мыслям, села.

Мариус пожал плечами. Он не знал, что ему говорить и как себя вести. И было это… невероятно больно, неприятно и тошно — оттого, что по-хорошему надо предательнице засветить в глаз, но не может… И потому, что не привык бить жену, и потому, что Ровена была так же красива, как и в день их свадьбы, в день, когда Мариус Эльдор совершил одну из самых поганых ошибок в своей жизни — женился на женщине столь же эффектной и пустой, как перезвон золотых монет.

— Что тебе надо? — наконец спросил он, разбивая тяжелое молчание.

Ровена только бровью повела и снова улыбнулась — но уже не уверенно, а как-то жалко.

— Да вот… пришла посмотреть на нового приора Роутона. Рада за тебя, очень рада. Всегда знала, что ты добьешься хорошей должности.

— А что ж не дождалась? — не удержался, съязвил Мариус.

И вспомнил, как вернулся домой раньше времени и застал ее, в супружеской постели, стонущей и извивающейся от страсти под желторотым юнцом. Тогда… он чуть шею не свернул сынку местного богатея, но опять-таки, Ровена не дала. Орала так, что стекла тряслись. И именно тогда на него наконец снизошло озарение, что Ровена — попросту пустышка, причем пустышка красивая, но совершенно не уважающего своего мужа.

А теперь вот сидит перед ним, вытянулась в струнку, руки сложила на подоле дорогого платья.

— Все ошибаются, Мариус. И я тоже… ошиблась. Я всего лишь женщина, и могу…

— Ну конечно, — от злости кровь в голову бросилась, — ребенка ты нашего тоже по ошибке убила, а?

Ровена тяжело вздохнула, промолчала и опустила глаза.

— Я… — прошептала она, и ее тихий голос коснулся натянутых нервов как крыло мотылька, — я так сожалею… Мариус… обо всем, что сделала тогда. Если бы ты знал.

Мариус нарочито громко захлопнул крышку чернильницы и принялся складывать бумаги в стопку.

— Ты пришла, потому что у твоего нынешнего мужа не все гладко с деньгами, а?

— Нет.

— Ну надо же, вид оскорбленной невинности…

— Я пришла, потому что так и не смогла тебя забыть, неужели непонятно? — Ровена резко поднялась со стула, ее волосы рассыпались по плечам золотым манто, — я пришла, потому что мне хотелось тебя увидеть. Правда, хотелось, Мариус. И я… я скучала, хочешь верь, хочешь не верь.

— Не верю, — он поднялся из-за стола, — прости, но у меня дела.

— Ты взял в дом двуликую, — хмуро сказала Ровена, — об этом весь Роутон судачит. Зачем, Мариус? Тебе нужна любовница без претензий? Чтоб постоянно рядом, под боком? В соседней комнате?

— А если и так? — усмехнулся. Внезапно стало любопытно, как себя дальше поведет Ровена. И Мариус даже ощутил нечто вроде удовлетворения, когда красивое, правильное лицо разочарованно вытянулось. Но Ровена тоже могла держать себя в руках и быстро сделала вид, что ей все равно.

— Не противно, с опечатанной? — презрительная усмешка на красивых губах, чуть тронутых блестящей помадой.

— Тебе что за дело? — вот теперь он уже в самом деле начинал злиться.

— Мне? Я бы предпочла занять ее место, Мариус.

Она сказала это, как будто случайно. Картинно зажала ладошкой рот, словно сама испугалась тех слов, что вылетели. А потом:

— Прости… я…

И, всхлипнув, выскочила из кабинета, подхватив пышный подол платья, стуча каблучками по деревянному полу.

Мариус успел только увидеть, что хорошенькие ушки Ровены сделались ярко-рубиновыми. Похоже, она и впрямь сболтнула лишнего. Вот что это было, только что? Она хлопнула дверью, а в кабинете остался легкий, чуть терпкий запах ее духов. О-о, Мариус хорошо помнил этот аромат, плетение цветущего жасмина и терпкой нотки лимонной цедры. Ему тогда казалось, что он готов сцеловывать этот аромат с ее белой тонкой шеи, а потом — с ключиц, прихватывая губами кожу в яремной ямке. Воспоминание мелькнуло перед мысленным взором — и рассыпалось уродливыми серыми хлопьями действительности. Ну не дурак ли?