Но Нидерланды, безусловно, создавали еще большую брешь в бюджете империи. В начале правления Карла V объем собираемых там налогов постоянно рос, несмотря на то что сторонам каждый раз приходилось решать вопрос суммы выплат и признания определенных привилегий. В последние же его годы на императорском троне раздражение подданных, вызванное слишком частыми дополнительными поборами на войну в Италии и Германии, вкупе с религиозными недовольствами и экономическими затруднениями вылилось в агрессивный настрой широких масс против испанских правителей. К 1565 году государственный долг исторических Нидерландов достиг 10 млн. флоринов, а объем выплат по долгам и расходов по стандартным статьям госбюджета превышал доходы. Возникшим дефицитом жители страны были обязаны Испании{77}. Спустя еще десятилетие такого бездумного выкачивания ресурсов Мадридом локальные волнения вылились в открытый мятеж, после чего Нидерланды превратились в огромную дыру в имперском бюджете: на содержание Фландрской армии, насчитывавшей более 65 тыс. солдат, в течение многих лет испанская казна ежегодно тратила до четверти всех своих доходов.

Но самые большие трудности с мобилизацией ресурсов приходились на долю самой Испании, где король в действительности обладал очень ограниченным влиянием на процесс налогообложения. Все три области Арагонского королевства (Арагон, Каталония и Валенсия) имели собственные законы и системы сбора налогов, что давало им достаточно большую свободу действий. Фактически единственным гарантированным источником доходов для монарха была королевская собственность. Сверх этого средства поступали крайне редко. К примеру, когда такой безрассудный правитель, как Филипп IV, попытался в 1640 году заставить Каталонию оплатить расходы на армию, отправленную туда для защиты испанских границ, это положило начало известной «войне жнецов». Португалия, несмотря на свою подконтрольность Испанской короне, начиная с момента захвата в 1580 году и вплоть до революции там в 1640 году была абсолютно автономна в плане налогообложения и не делала регулярных отчислений на общие нужды Габсбургов.

В результате Кастилия стала настоящей «дойной коровой» в испанской налоговой системе, хотя Страна Басков смогла избежать этой участи. Поместное дворянство, особенно сильно представленное в среде кастильских кортесов, обычно было готово проголосовать за те налоги, от уплаты которых оно было освобождено. Кроме того, такие налоги, как алькабала (десятипроцентный налог с продаж), таможенные пошлины, которые представляли собой традиционные статьи госбюджета, а также пожертвования (кортесов), налог на продовольствие (также выплачиваемый кортесами), различные отчисления с доходов церкви, являвшиеся главными дополнительными денежными источниками, больно били по коммерции, товарообмену и по малообеспеченным слоям населения. Все это вело к обнищанию страны и росту недовольства, тем самым способствуя эмиграции ее жителей{78}.

До того как американское серебро стало мощным источником дополнительных доходов для испанской короны (примерно с 1560-х и до конца 1630-х годов), вся тяжесть расходов на войны, в которых участвовал дом Габсбургов, ложилась на плечи кастильских крестьян и торговцев, но финансовые потоки из Нового Света даже на пике составляли лишь третью-четвертую часть от того, что давала Мадриду Кастилия и шесть миллионов ее жителей. До тех пор пока налоговое бремя не смогли более равномерно распределить внутри королевства и между всеми владениями Габсбургов, имевшаяся база не позволяла спокойно выдерживать постоянно возрастающие военные расходы того времени.

Ситуацию усугубляли и экономические показатели, ухудшавшиеся в результате нещадной эксплуатации кастильских налогоплательщиков{79}. Так сложилось, что в королевстве никогда особенно не поощрялась коммерция, но к началу XVII века это уже была достаточно процветающая страна, которая могла похвастаться ростом населения и развитием отдельных значимых отраслей. Однако Контрреформация и многочисленные войны с участием Габсбургской империи привели к усилению положения в испанском обществе религиозных деятелей и военных, чего нельзя было сказать о коммерсантах. Все экономические инициативы в этой среде сводились к получению доходной должности в католической церкви или приобретению патента на дворянство. В стране была хроническая нехватка квалифицированных мастеровых (например, оружейников); ситуацию усугубляли гильдии, препятствовавшие их свободному перемещению с места на место и работе в смежных областях{80}. Даже развитие сельского хозяйства очень сильно зависело от привилегий, имевшихся у Месты — широкоизвестной гильдии овцеводов, которой разрешалось пасти скот на всей территории королевства, что заставило Испанию в первой половине XVI века все больше импортировать зерно, дабы прокормить быстрорастущее население страны. Из-за того что «пастбищные» платежи Месты шли напрямую в королевскую казну, аннулирование предоставленных гильдии прав могло вызвать праведный гнев у могущественных сторонников короля, поэтому не было ни малейшей возможности изменить сложившуюся систему. И наконец, если отбросить имевшиеся заметные исключения из правил (торговцев шерстью, финансиста Симона Руиса, окрестности Севильи), экономика Кастилии в целом была сильно зависима от промышленного импорта и услуг, предоставляемых иностранными коммерсантами (преимущественно генуэзцами, португальцами и фламандцами). Королевство также зависело от голландцев, даже во время войны. «К 1640-м годам три четверти всех товаров в испанские порты доставляли голландские корабли»{81},[11] что было очень выгодно злейшим врагам нации. Неудивительно, что Испания в то время жила в условиях постоянного торгового дисбаланса, который помогал исправить лишь реэкспорт американского золота и серебра.

Таким образом, экономически неподготовленное общество было вынуждено в течение ста сорока лет нести на своих плечах чудовищные расходы на бесчисленные войны. Неспособные найти эффективные инструменты для увеличения своих доходов, Габсбурги предпринимали различные уловки, дававшие краткосрочный результат, но разрушительные для страны в долгосрочной перспективе. Постоянно растущие налоги никогда не затрагивали тех, кто мог бы спокойно вынести это бремя, но всегда больно ударяли по коммерсантам. Правителям срочно требовались наличные, и они продавали направо и налево различные привилегии, монополии и титулы. В стране формировалась примитивная система финансирования дефицита бюджета, частично за счет активного заимствования у банкиров в счет будущих поступлений налогов из Кастилии или драгоценных металлов из Америки, а частично за счет продажи процентных государственных облигаций, оттягивавших капиталы, которые могли быть инвестированы в торговлю или производство. Но государственная долговая политика строилась исходя из насущных потребностей без установки разумных ограничений и без контроля со стороны какого-либо подобия центрального банка. Уже в последние годы правления Карла V доходы королевской казны на много лет вперед были заложены. В 1543 году 65% обычных доходов ушли на выплату процентов по ранее выпущенным облигациям. Чем больше Испанской короне приходилось отдавать кредиторам из традиционных прибылей казны, тем отчаяннее становился поиск дополнительных источников дохода и новых налогов. Серебряные монеты, к примеру, все активнее замещались медными. Время от времени государство просто присваивало себе все приходящее из Америки серебро, а его владельцам в качестве компенсации выдавало облигации или, как уже описывалось выше, приостанавливало выплату процентов и объявляло себя банкротом. Это последнее не всегда приводило к разорению финансовых домов, но кредитный рейтинг Мадрида с каждым разом становился все ниже и ниже.