Поскольку в конечном счете именно Франция сменила Испанию в качестве самой могущественной военной державы, было бы вполне естественным с исторической точки зрения сконцентрировать все внимание на многочисленных преимуществах данного преемника. Однако справедливости ради надо отметить, что на протяжении почти всего рассматриваемого в данной главе периода Франция выглядела значительно слабее, чем ее южный сосед. Только спустя несколько десятилетий после окончания Столетней войны консолидация территорий, включая Бургундию и Бретань, использование прямого налогообложения (особенно подушевого налога), отлаженная работа новых государственных министров, а также существование «королевской» армии с мощной артиллерией сделали из Франции успешное единое постфеодальное монархическое государство{85}.

Но вся шаткость данного «строения» не замедлила обнаружиться. Итальянские войны, кроме того что неоднократно демонстрировали, насколько краткосрочными и пагубными оказывались усилия Франции взять под контроль полуостров (даже в союзе с Венецией или турками), были также и безумно затратными, что в итоге вынудило Французскую корону, как и Габсбургов, объявить в роковом 1557 году о своем банкротстве. Задолго до этой катастрофы, несмотря на повышение размера подушевого налога и таких косвенных налогов, как габель (налог на соль), а также таможенных пошлин, французские монархи уже активно занимали значительные суммы у финансистов под высокий (от 10 до 16%) процент и использовали весьма сомнительную практику продажи должностей. Хуже всего то, что во Франции в большей степени, чем в Испании или Англии, в религиозную борьбу вплетались амбиции известных благородных родов, что способствовало разжиганию многолетней кровавой гражданской войны. В 1560-х годах Франция могла стать новой европейской ареной борьбы, которая, возможно, привела бы к разделу страны по религиозному признаку, как это произошло в свое время с Нидерландами и Германией{86}.

Только после восхождения на французский престол Генриха Наваррского, ставшего Генрихом IV (1589–1610), который был сторонником внутренней компромиссной политики и военной агрессии в отношении Испании, положение страны упрочилось, а мирный договор, подписанный с Мадридом в 1598 году, позволил Франции стать независимой военной и политической силой. Но она все же оставалась страной, сильно ослабленной гражданской войной, разбоями, высокими ценами, пошатнувшимися торговлей и сельским хозяйством и разрушенной системой налогообложения. В 1596 году государственный долг достиг уровня почти в 300 млн. ливров, а 80% ежегодных доходов страны, составлявших 31 млн. ливров, уже были расписаны для уплаты кредиторам{87}. Восстановительный период занял у Франции довольно много времени. При этом страна была достаточно богата природными ресурсами. Численность ее населения (около 6 млн. человек) в два раза превышала количество жителей Испании и в четыре — Англии. Возможно, она отставала от Нидерландов, Северной Италии и Лондона по уровню урбанизации, развитию коммерции, финансовой системы, но ее сельское хозяйство было достаточно диверсифицировано и работоспособно, поэтому в стране, как правило, наблюдался переизбыток продуктов питания. Наличие скрытых ресурсов Франция продемонстрировала уже в начале XVII века, когда герцог де Сюлли занимался в правительстве Генриха IV вопросами экономики и государственных финансов. Кроме полетты (ежегодной платы госчиновников в казну за право продажи и передачи по наследству должности) де Сюлли больше не ввел ни одного нового налога. Он сосредоточился на перестройке всего механизма сбора налогов, на разоблачении тысяч налогоплательщиков, незаконно требовавших освобождения от уплаты тех или иных сборов, на возврате королевских земель и восстановлении доходов, пересмотре процентных ставок по государственным обязательствам. Уже в начале XVII века государственный бюджет пришел в равновесие. Кроме того, де Сюлли еще до Кольбера, министра при Людовике XIV, пытался поддержать процесс развития промышленности и сельского хозяйства, снизив подушевой налог, строя мосты, дороги и каналы, чтобы облегчить перевозку товаров, стимулируя изготовление тканей, создавая королевские заводы по производству предметов роскоши, чтобы в итоге отказаться от их импорта, и т. д. Не все предпринятые правительством Франции меры принесли ожидаемые плоды, но эффекта от них было намного больше, чем от действий Филиппа III в Испании{88}.

Трудно сказать, продолжилась бы эта работа по восстановлению экономики страны, не будь Генрих IV убит в 1610 году. Одно ясно, что ни одна из «новых монархий» не смогла бы нормально существовать без адекватного руководства. В период между смертью Генриха IV и захватом королевской власти Ришелье в 1630-х годах проводимая Францией внутренняя политика, недовольство гугенотов и увязание знати в интригах вновь ослабили позиции государства как одной из ведущих европейских держав. Более того, когда Франция в конце концов открыто вступила в Тридцатилетнюю войну, по мнению некоторых историков, она выглядела не единым и сильным государством, а, скорее, страной, страдающей от застарелых болячек. Интриги в аристократической среде еще набирали обороты и достигли своего пика лишь в 1648–1653 годах. По стране прокатилась волна выступлений крестьян, безработных горожан, гугенотов. На фоне обструкционизма местных государственных служащих все это мешало нормальной работе правительства. Общее снижение численности населения, ухудшение климата, снижение выпуска сельхозпродукции, прогрессирование эпидемий, от которых в те времена страдала большая часть Европы{89}, негативно сказывались на экономике страны, и в итоге государство вряд ли было финансово готово к участию в большой войне.

В результате с 1635 года Франция была вынуждена повысить налоговые поступления: увеличилась продажа государственных должностей, а прежде сниженный подушевой налог уже к 1643 году вырос в два раза. Но даже это не смогло покрыть всех расходов на борьбу с Габсбургами — как на непосредственно содержание 150-тысячной армии, так и на поддержку союзников. В 1643-м, в год величайшей победы Франции над Испанией в битве при Рокруа, расходы почти вдвое превышали доходы страны, и Мазарини, преемник Ришелье, с еще большим отчаянием распродавал государственные посты и еще жестче контролировал сбор подушевого налога. Обе эти меры были в то время крайне непопулярны. Восстание 1648 года не было случайным. Оно началось именно с выступления против фискальных новаций Мазарини. Волнения привели к потере доверия к правительству со стороны кредиторов и его вынужденному объявлению о своем банкротстве{90}.

В результате после одиннадцати лет франко-испанского противостояния, сохранявшегося после подписания Вестфальского мирного договора в 1648 году, противоборствующие стороны напоминали двух боксеров в состоянии нокдауна, которые цепляются друг за друга, чтобы не рухнуть на ринг, и ни у одного из них нет сил добить другого. В обеих странах бушевали восстания, царили нищета и всеобщее нежелание жителей воевать. И Франция, и Испания находились на грани финансового краха. Действительно, благодаря усилиям таких генералов, как д’Ангьен и Тюренн, и военных реформаторов, подобных Ле Телье, французская армия медленно, но верно превращала Францию в самую могущественную державу в Европе, но ее военно-морские силы, сформированные при Ришелье, стремительно приходили в упадок из-за потребности в значительных ресурсах для ведения войн на суше{91}, а устойчивой экономической основы страна до сих пор не обрела. В конечном счете, Франции просто повезло, что Англия, возродившая при Кромвеле былую военную мощь как на море, так и на суше, решила включиться в эту войну, тем самым склонив чашу весов не в пользу несчастной Испании. Последующее за этим подписание Пиренейского мирного договора символизировало в меньшей степени могущество Франции, а в большей — относительный упадок ее измотанного южного соседа, боровшегося все это время с завидным упорством{92}.