Однако в романе есть и описания того, насколько гомосексуалисты больны и как сходят с ума от непотребной похоти: «Посмотрите на «девочек» [пассивных гомосексуалистов, стоящих на коленях в ночных туалетах, как во время великой тайной исповеди, плачущих и преданных анафеме»[242]. Жизнь лесбиянок, по мнению Барнс, тоже не сахар. Вот какое брутальное сравнение она нашла: «Словно несчастные олени, умершие от того, что сцепились рогами, их головы распухают от знания друг друга, которое они никогда не стремились получить, оленей, которые смотрят друг другу в глаза до самой смерти»[243].

Семестр подходил к концу. Харриет родилась в Нью-Йорке и училась на третьем курсе. Она болтала с продавцом книжного – геем, который заметил, что его собеседница положила глаз на девушку – «красотку» и «очаровашку», как потом вспоминала Харриет.

– Иди с ней познакомься, – предложил он[244].

Харриет была на пять лет старше Сьюзен. Два года она проучилась в Нью-Йоркском университете и прошла летний курс в экспериментальном Маунтин-колледже в Северной Каролине, где, кроме прочих, познакомилась с авангардистами Джоном Кейджем и Мерсом Каннингемом. Кроме этого, она познакомилась с Пегги Толк-Уоткинс, которая позднее стала «королевой лесбиянок» Сан-Франциско (где у нее был лесбийский бар Tin Angel на набережной Эмбаркадеро). Пегги стала первой любовницей Харриет, после чего показала ей злачные места для лиц нетрадиционной сексуальной ориентации. Позднее Харриет выступила гидом для Сьюзен.

Их отношения, то затухая, то активизируясь, продолжались около десяти лет. Первые три недели были крайне важными для будущего Сьюзен, о чем она прекрасно знала. 23 мая 1949 года она написала, что эти три недели были, «возможно, самым важным периодом, который я пережила (важным в смысле того, стану ли я цельным человеком)». На титульной странице своего дневника она написала: «Я РОДИЛАСЬ ЗАНОВО В ПЕРИОД, ОПИСАННЫЙ В ЭТОМ ДНЕВНИКЕ»[245]. Родилась заново, ибо со страстью юности открыла для себя любовь и секс, родилась заново, потому что увидела в этом открытии решение всю жизнь волновавшего ее вопроса – «мое величайшее несчастье, противоречие между телом и умом»[246]. Она думала, что Харриет поможет ей разобраться с этим противоречием. Сьюзен надеялась, что тело может быть не только угнетающей реальностью, от которой надо убегать и прятаться в собственном уме. Она надеялась на то, что тело поможет ей обрести самоуважение.

В последние недели семестра Зонтаг получала удовольствие, веселилась и расслабилась. Она открывала мир баров в Сан-Франциско и тщательно описывала его в своих дневниках. «Певица была высокой и красивой блондинкой в вечернем платье без бретелек на плечах, – писала она. – Я сказала, что у нее очень сильный голос, Харриет улыбнулась и заметила, что это мужчина». «С. купила пистолет и грозилась тем, что застрелит их обоих… Это была пара: Флоренс и Рома… У Харриет был в свое время роман с Флоренс… С. начала смеяться и спросила нас, понимаем ли мы, что все это сплошная пародия на «Ночной лес».

Потом в жизни Сьюзен неоднократно случалось то, что, открывая для себя новый язык, она веселилась и получала удовольствие. Мартин Иден составлял списки незнакомых ему слов, и Сьюзен на протяжении всей своей жизни делала то же самое. Судя по этим записям, ей пришлось многому научиться:

«Гомосексуалист = гей

Гетеросексуал = натурал (Западное побережье), стрэйт (Восточное)»[247].

В ее дневниках записано много выражений, которые использовали в гей-субкультуре Сан-Франциско:

«86, «он меня от 86-ил», «я ему 86»: (выбросить, выгнать)

Шелестеть, «сегодня я буду шелестеть» (вести себя крайне женственно)

Я фрукт – Я люблю…

Очко – туалет

ПД – полное дерьмо

Гей-торговля, торговля = случайная связь, секс на одну ночь

Коммерция = секс за деньги

Келдыш встал = эрекция

Чиппи = женщина на одну ночь, не берущая денег

Упасть с крыши = менструировать»[248].

Эти списки легли в основу списка 48 тезисов в «Заметках о кэмпе», опубликованных спустя почти 15 лет. Этот составленный с антропологической тщательностью документ о жизни и чувствах гомосексуалистов, наблюдение над которыми она начала в Беркли, стал первым серьезным произведением о секс-меньшинствах, предназначенным для широкой гетеросексуальной аудитории. Зонтаг признавалась, что все, что связано с этой жизнью, ее периодически привлекало и отталкивало. Однозначно лишь то, что во времена студенчества в Беркли она пережила сильный подъем чувств. Мечты о лесбийском сексе чуть было не свели ее в могилу, «формируя чувство вины за то, что я – лесбиянка, отчего я сама себе была не мила, но сейчас я знаю правду, знаю, что любить – это хорошо и правильно»[249].

Зонтаг пережила эротическое откровение. Незадолго до встречи с Харриет она пошла на свидание с мужчиной, во время которого они обсуждали вопросы в сфере классических интересов Зонтаг: «начиная от кантат Баха и «Доктора Фаустуса» Манна и заканчивая гиперболическими функциями, профтехобразованием в Калифорнии и теорией искривления пространства по Эйнштейну». Во время этого свидания Сьюзен поняла, что она «отвергала гораздо большее по сравнению с тем, что имела: тотальность лени и мечтаний, солнца и секса, еды, сна и музыки». Осознание и признание собственной сексуальности дало ей наконец возможность привести в состояние баланса пытливый ум и жадное до ласк тело.

Беркли стал для нее «признанием самой себя, радостью от своего собственного тела. Очень важно ничего не отвергать с лету. Подумать только, что я еще сомневалась в том, стоит ли мне здесь учиться, что этот опыт мог обойти меня стороной!»[251]