Люди нам не простят, коли мы красу земли северной под корень вырубим…

— Люди! Нам Чайнов не простит, ежели мы план им сорвем! Тогда уж точно не до красы будет!

— План мы не сорвем. Району поможем, как обещали, — твердо заверил Адитов.

— Мелочь, что ли, сдавать станем? — усмехнулся Урэкчэнов.

— Почему, нормальных сдадим.

— А где же их взять, нормальных, если мы отказываемся от упитанных, тяжеловесных оленей?

— Откормим перед убоем, доведем до кондиции. Нужно тебе еще раз съездить к Кадару, взять там самых тощих, а этих назад отогнать.

— Не успеем, Мэтин Петрович.

— До конца года полтора месяца. Надо успеть. Все силы на это бросим.

— Выходит, зря я потратил целую неделю на поездку в стадо Болгитина? Я что, уже вышел из доверия? Сколько оленей прошли через мои руки! Скольких оленят я вынянчил, скольких от верной гибели спас! А тебя послушать, я ни черта не смыслю в оленях. Мы ведь собирались план досрочно выполнить. Раструбили на всю республику, всем наобещали. А что получится в итоге? Одно пустословие. Так же нельзя! — голос Урэкчэнова дрожал от сильной обиды.

— Невелика беда, если не выполним досрочно. Главное — в срок успеть, к концу года, — спокойно возразил Адитов.

— Ты коммунист или кто? — Урэкчэнов смерил управляющего свинцовым взглядом.

— Я-то коммунист, — Адитов нахмурился. Ему не нравилось поведение Урэкчэнова.

— Как ты способствуешь досрочному выполнению плана? Или ты тормозишь нарочно?

— Вот что, Архип Степанович, слушай мое распоряжение. Этих оленей, поскольку они сплошь племенные, всех до единого сохрани, а тощих, нетоварных откорми и доведи до кондиции. Вот тебе мясо высшего качества, вот тебе и план, — твердо заявил Адитов и встал, давая понять, что разговор окончен.

Заведующий фермой поднялся и пошел к дверям. На душе у него все кипело. «Это дело рук Умтичана. Кадар не зря, оказывается, возненавидел этого выскочку. Выходит, он, молокосос, прав, а я, ветеран, протерший не одну пару штанов в оленьем седле, — нет. Нет, такого не будет. Адитов решил стать поперек моего пути. Посмотрим! Подумаешь, окончил университет! Ветврач! Ну и что? Теперь этим никого не удивишь. Мои сыновья тоже с дипломами. Один даже в Ленинграде учился. Я все равно по-своему сделаю. Поставлю его перед фактом. Потом, глядишь, получит премию или, может, орден. Меня же благодарить будет, дурак…»

После разговора с управляющим Урэкчэнов вызвал к себе Гену Умтичана.

— Завтра сдавай своих оленей, — спокойно сказал он, хотя внутри все кипело, он едва себя сдерживал.

— Здравствуйте, — поздоровался Гена.

— Люди ждут забоя, — Урэкчэнов пропустил мимо ушей его приветствие, не ответил.

— Мы с управляющим решили этих оленей не забивать.

— А завфермой тут для чего?! — взорвался вдруг Урэкчэнов. — Ты почему вначале ко мне не зашел?

— Мы с вами в стаде поговорили…

Урэкчэнов пронзил его взглядом, но ничего не сказал. Помолчал, потом выкрикнул:

— Завтра забой! Слышал?! Не позволю лучшую бригаду совхоза позорить!

— И я не позволю! — Гена тоже повысил голос. — Не позволю жить сегодняшним днем! — И, не дожидаясь ответа, выскочил за порог.

— Щенок! Ты кого учишь? Не обожгись смотри!.. Ты плохо Урэкчэнова знаешь… — бросил ему вслед Архип Степанович.

14

— Спасибо тебе, сынок… Вот спасибо, — приговаривала маленькая худенькая старушка, топчась на крыльце дома и влажными от слез глазами умиленно глядя на Гену, который ловко скидывал с кузова грузовой машины дрова. Старушка была без головного убора. Ее жиденькие белые волосы растрепались на ветру. Высохшее, с желтоватым оттенком личико светилось радостью. Это была мать Нюку.

— Упэ[23], простынешь, — из дому выглянула женщина в годах, жена Нюку. Она тоже благодарно взглянула на Гену.

Вчера вечером Гена уговорил одного шофера съездить за дровами для семьи больного Нюку. Когда еще тот вернется… Пусть детишки и без отца в тепле живут.

Тут Гена заметил, как люди с салазками, с ведрами спешат в сторону бойни. Почему бы это, а? Разве сегодня по графику день забоя? Какое же стадо сдает оленей? И дедушка Тумээ куда-то торопится.

— Абага, куда бежишь? — все еще стоя в кузове, крикнул Гена, предчувствуя что-то неладное.

— Оэ-э… — удивленно вскрикнул старик, замедлил шаг и остановился.

— Куда бежишь, абага?

— Это ты?!

— Не узнал, что ли? — Гена засмеялся, видя, как Тумээ ошарашенно на него смотрит.

— Дак говорили люди, будто ты оленей загнал в кораль для забоя, — дед в нерешительности продолжал топтаться на месте. Он вспомнил, как только что ругал Гену, мол, даже не предупредил его.

— Кто-то пошутил, абага. Не будет забоя. Я же здесь. Олени в моем подотчете, — усмехнулся Гена. Он увидел сына Нюку. Это был шустрый мальчик, шестиклассник. Тот прибежал откуда-то возбужденный. — Ты откуда, Миша? — спросил Гена. Мальчик быстро юркнул в кладовку, через минуту выскочил. В руках он держал смотанный, туго сплетенный маут. Гена сразу узнал — это маут Нюку.

— Оленей пригнали! — крикнул мальчик и побежал, на ходу разматывая маут. Дед Тумээ тоже заторопился вслед за ним.

— Гони к забойному коралю! — втискиваясь в кабину грузовика, приказал Гена.

Еще издали виднелось белое облако, низко висящее над коралем. Никаких сомнений уже быть не могло: там олени. Гена выскочил из машины. Бог ты мой, что творилось в корале! Олени бешено метались по загону, то и дело подбегали к изгороди, поворачивали обратно, мчались в другой конец кораля. Люди гонялись за ними. То здесь, то там со свистом летели мауты. Животные хрипели, будто рыдали. Но люди в азарте, тесня друг друга, норовили поймать оленей белой и пестрой масти, самых крупных, самых жирных. Наиболее практичные ловили и привязывали оленей к толстым жердям кораля: пусть постоят, с них снимут шкуру в последнюю очередь, когда в загоне не останется ни одного непойманного оленя, а пока надо успеть заарканить еще и еще.

У Гены потемнело в глазах, когда он узнал своих оленей. «Как же так? Кто их сюда пригнал? Неужто Мэтин Петрович меня обманул?» В этот момент он увидел, как замелькали над головами оленей толстые палки, раздались глухие удары и несколько животных упали на мерзлую землю мордами вниз, ноги с растопыренными копытами вытянулись и мелко задрожали. Люди бросали палки и, хватаясь за ножи, бежали к оглушенным оленям, чтобы добить и оттащить к настилам.

— Э-эй! Остановитесь!!! — дико, страшным голосом закричал Гена. Все обернулись на этот крик. — Не смейте! Прекратите сейчас же! — Гена пробирался между мечущимися оленями. Люди замерли в недоумении. Одни выпустили пойманных животных, и те отчаянно ринулись прочь, другие растерянно совали в ножны ножи.

— Вон отсюда! Прекратите! — Гена расталкивал людей и неистово кричал. —