class="p1">— На нашем месте можно до пенсии работать и без диплома, — убежденно сказал Кеша.

— Честно говоря, мне бы хотелось учиться, — вздохнула Кэтии и покосилась на мужа.

— А я что, против? Хочешь — учись, — Кеша тепло и нежно посмотрел на жену. — А я уж ученый: олени — вот мой диплом.

— Почему не хватает оленеводов, Кеша? Как ты думаешь?

— Люди не хотят работать в стаде, тяжело.

— А почему не хотят? Ну, тяжело, это понятно. Но не только в этом причина, как думаешь?

— Не знаю. У каждого, наверно, свое… Я ведь тоже одно время в поселок рвался — там кино, танцы… А потом ничего, привык. Теперь-то уж и не смогу по-другому жить…

— Да от скуки молодежь в пастухи не идет! Скучно тут, тоска! — выпалила Кэтии.

— Какая скука, что ты?! У оленевода ни минуты свободной нет. Когда же ему скучать? Мне вот совсем не скучно, — сказал Гена.

— Ты еще мало здесь живешь, — возразила Кэтии. — Однообразие надоедает. Летом олени, осенью олени. Зимой и весной — все одни олени. Вот молодые и рвутся в поселок, где весело, где после работы отдохнуть можно по-человечески.

— Но вы-то живете среди оленей. И ничего… Жаль только, книги читать перестали. А Кеша вот и учиться не хочет…

— Мы-то живем, привыкли, а другие так не хотят… У нас семья — куда иголка, туда и нитка… Где уж нам учиться…

— Когда оленевод семейный, на душе у него спокойно, — Кеша заулыбался с видом человека, который знает это по собственному опыту.

И Гена опять почувствовал себя виноватым перед другом: каждый день собирается рассказать о Кадаре, да все никак не осмелится.

— Без семьи, конечно, человек не человек. Тут я согласен, — вздохнул Гена и поглядел на Кэтии. — Но учиться надо. Ради оленей хотя бы. Вот я поступлю в университет, стану ученым-зоотехником — и все равно буду пасти оленей. Через два-три месяца или по кварталам можно будет меняться местами с зоотехником совхоза. Вот ты, Кеша, допустим, станешь шофером или радистом. Тоже будешь меняться. На твое место приедет пастушить совхозный шофер, а ты сядешь за руль его машины. Потом наоборот…

— Сменный выпас оленей? — спросил Кеша.

— Об этом много сейчас пишут, да почему-то не делают ничего, — заметила Кэтии. — А так… хорошо бы…

— Да, да. Именно работа по сменам. Сами посудите, кто будет пасти оленей, когда старики наши уже не смогут? Я уверен — за сменным выпасом будущее. Вот увидите, скоро так и будет, не только в нашем совхозе — по всему Северу.

— Мечтатель! — засмеялась Кэтии.

— А что? Чем плохо, скажем, месяц в тайге жить, месяц в поселке? По-моему здорово!

…Волки уже который раз под покровом ночи незаметно подползали к дремавшим оленям, но в самый последний момент что-то отпугивало их. Теперь они подкрадывались к стаду с противоположной стороны, по подножью лесистой горы. Открытые места проползали, а по кустам и редкому лесу крались, низко пригнувшись. Кругом жуткая тишина, только между деревьями то там, то здесь мелькали, то появляясь, то исчезая, горящие огоньки волчьих глаз. Но теперь их останавливало явное присутствие человека рядом с оленями. Волки снова, голодно озираясь, поворачивали назад. Они чувствовали, что за ними зорко следит идущий сзади хромой вожак. Он, конечно, еще не стар и по-прежнему силен. Только раньше он сам вел за собой стаю и первым нападал на жертву. Теперь, после страшной встречи с железом, схватившим за лапу, он стал осторожным. В случае смертельной опасности все убегут, а он, на трех лапах, далеко не ускачет. Вот и идет позади. Вцепятся волчьи клыки в оленя — и он поспешит туда.

Недоумевали волки. Совсем недавно ничто не мешало их охоте. Сытно жилось. Частенько они просто так нападали на стадо — загрызут оленя и бросят.

Люди появлялись днем. Громко ругались, долго собирали перепуганное стадо. К вечеру, с наступлением сумерек, стихал их говор, крики и ругань… Они уезжали домой. Целая ночь, длинная зимняя ночь, оставалась волкам. Гони, хватай, убивай сколько душе угодно. А теперь, судя по всему, приходит конец их вольным набегам. С недавнего времени неожиданно появилась сила, перед которой пасуют даже они, клыкастые ненасытные волки. Острый волчий нюх каждую ночь ловит человечий запах. Значит, двуногий здесь. Он рядом. Он караулит оленей. Уже три волка из этой стаи погибли. Теперь один только дух двуногого врага невидимой властной силой гнал прочь всю стаю.

Гена только что вернулся с ночного дежурства. Скоро месяц, как он добровольно начал караулить ночью встревоженное оленье стадо. Волки вконец обнаглели. Не было ночи, чтобы они не травили оленей. Обеспокоенные, те худели день ото дня, жалко вздрагивали при малейшем шорохе.

— Давай, Кадар, объявим этих хищников вне закона, — предложил Гена.

— Что можно еще делать? Ведь и так мы не сидим сложа руки.

— Нет, мы слишком пассивны, — возразил Гена.

— Пастбища меняем без конца, чтобы сбить волков с толку, капканы ставим, охотимся…

— Э-э, — безнадежно махнул рукой Гена. — Отступаем перед ними, а надо бы, наоборот, наступать, гнать, уничтожать этих гадов.

— Ты всю зиму охотился, одного даже искалечил, а он теперь привел стаю и мстит, — ответил Кадар.

— Да, виноват я, что не догнал матерого, — Гена смутился. Его не оставляла мысль о том, что он причастен к сегодняшней беде тысячи оленей. Он каждый день то тут, то там встречал следы хромого волка.

— И все-таки пора принять решительные меры, — настаивал Гена.

— Какие именно?

— Надо преследовать стаю. Неотступно, упорно, днем и ночью, ночуя под открытым небом, меняя ездовых оленей. Тогда можно настичь и перестрелять их.

Но Кадар усмехнулся:

— Где гарантия, что мы их догоним? Не случится ли так, что пока мы будем ползти по следам, они зайдут с тыла и передавят наших оленей?

— Нам нужно нагнать на них страху, если даже и не догоним.

— А что толку?

— Волки непременно почувствуют, что за ними охотятся, и уйдут, — настаивал Гена.

— Нам с тобой волков не догнать. Только ездовых зря загоним.

— Значит, пусть и дальше бесчинствуют, так, что ли?

— Попробуй, коли ты такой смелый, — усмехнулся бригадир.

Кеша тоже сначала не поддержал Гену. Тогда он один несколько дней подряд гонялся за хищниками. С ним был его верный друг, Мойто. Возмущало какое-то странное равнодушие Кадара. Казалось, бригадир смирился со своей участью, не повезло, мол, сей год, привязались, проклятые… Кадар в последнее время вообще был подавленным, ко всему безразличным, видимо, понял, что обошел его на этот раз Оран, и все другое его просто-напросто не интересовало. Однако акты о потере оленей он составлял исправно. Акт