— Ну, поедем, посмотрим, — сказал шеф.

Стрельбище было действующее, ничем не напоминающее то, которое я всеми силами старался забыть. Мне вручили десантный укороченный АК и я чуть ли не час стрелял стоя, лёжа и на бегу. Удовлетворённый моей стрельбой, шеф похвалил: «Молодец! Теперь посмотрим тебя в деле». В своём кабинете он пояснил: Завтра летим в Новокузнецк. Там местная гопота возомнила себя пупом земли. Придётся поставить их на место. Завтра в восемь ноль-ноль у меня. Форма одежды парадная, то есть, как всегда.

В Новокузнецк мы прилетели вечером, нас встретили и определили не в гостиницу. А на квартиру. В одной комнате я на диване читал детектив Чейза, а в другой Дмитрий Павлович разговаривал со сменяющими один другого посетителями. На следующий день в три часа дня мы с ним сидели в небольшом Уазике у ворот местного вещевого рынка. Справа и слева от нас находились два стареньких вагончика. Над дверями одного висела вывеска «ШАШЛЫЧНАЯ», а на другом — «НАПИТКИ. БЕЛЯШИ». На дверях обоих висели картонные таблички «Закрыто».

— Приготовься, — сказал Дмитрий Павлович.

Минут через десять к воротам рынка подъехали два джипа с тонированными стёклами, оттуда вышли человек десять качков, прочно закованных в турецкие кожанки.

— Пошли, — сказал Дмитрий Павлович в висевшую на шее рацию.

В тот же момент из закрытых пунктов питания высыпал десяток молодцов в камуфляже и чёрных, закрывающих всю голову шлемах и, не говоря худого слова, открыли густую стрельбу по не ожидавшим такого приёма качкам. Ещё через несколько секунд рядом с нами появился микроавтобус.

— Этот беляш наш, — сказал Дмитрий Павлович. Ты стреляешь по окнам, а я понизу.

Мы выскочили из Уазика и я выпустил весь рожок по окнам микроавтобуса, в то время как Дмитрий Павлович поливал его свинцом понизу. Мы вернулись на своё место, в то время как молодцы в касках принялись проверять состояние здоровья там и сям валяющихся качков. Судя по всему состояние было удручающим, о чём руководитель камуфляжей доложил Виктору Павловичу.

В самолёте на обратном пути шеф сказал мне:

— Ты был молодцом. Вот думаю, не дать ли тебе под начало команду…

— Таких, как те, в камуфляже? — Спросил я, ещё находясь под впечатлением вчерашних событий.

— Такие тебя к себе даже младшим поварёнком не возьмут, — сказал Дмитрий Павлович, — это же спецназ. Ладно, оставайся пока одиноким ковбоем, а дальше посмотрим, на что тебя употребить.

Через некоторое время я почувствовал, как мне стало недоставать Вадьки. Назвать нас закадычными друзьями, может, было нельзя, но с ним я был гораздо ближе, чем с другими, да и этих других у меня, по сути, не было. Дело не в совместных пьянках — только с ним я мог вспоминать, как, прихватив Машку Сафонову и Светку Рудой, мы поехали в Дюны, рассчитывая (было взято две палатки) если не на полноценные сексуальные радости, то хотя бы на обжиманцы по полной программе. А сами так надрались мерзким кубинским ромом (как только его пьют бравые барбудос!), что позорно вырубились, а Машка со Светкой свалили в город, оставив нам записку издевательского, обидного для мужского самолюбия, содержания. Или припомнить пакость, которую мы устроили нашему завучу по прозвищу Бергамот — за жёлтую лысину и общую закруглённость фигуры. Может, поэтому я ещё больше сблизился с Сеней. Мы по-прежнему иногда пили пиво после занятий и однажды он сказал мне: давай съездим в Царское, побродим по паркам, там есть такие места… Мы когда переехали в город, я места себе не находил, каждые выходные туда ездил. Вообще не представлял себе. Как можно гулять где-то в другом месте. Начали мы с Пушкина, который Сеня называл только Царским Селом, потом съездили в Павловск, Петергоф, Ломоносов. Когда-то я во всех этих местах бывал ещё школьником на экскурсиях, но толком их не видел, а с Сеней мы гуляли не спеша, в определённых местах, которые он называл «станциями», принимали по стаканчику портвейна, который у нас всегда был с собой.

Наша идиллия продолжалась до тех пор, пока Дмитрий Павлович не сказал как бы мимоходом:

— Этот твой Семён — что он вообще собой представляет?

— В каком смысле, — сказал я.

— Ну, что делает, какие планы?…

— Обычный инженер, — сказал я, — настроен, естественно, на Америку… родня у него там.

— Ну-ну, — сказал Дмитрий Павлович, — может, когда это нам и пригодится.

А вот этого в моих планах уже не было. И однажды, когда мы в Гатчине, на одной из Сениных «станций» принимали по стакану, я сказал ему:

— Знаешь что: уезжал бы ты поскорее.

Сеня посмотрел на меня удивлённо, но ничего не сказал. А ещё через месяц, в течение которого мы после курсов не встречались, подошёл и проговорил:

— Всё. Всё оформил. Сваливаю.

И, протянув руку, добавил:

— Будь здоров. И спасибо.

Как-то раз на улице встретил Люду. Хотел сделать вид. Что не заметил, но она подошла сама.

— Привет.

— Привет, — сказал я, — ты прекрасно выглядишь.

— Спасибо, — сказала она, — а о тебе этого не скажешь. Ты здоров?

— Как бык, — сказал я, — просто немного устал.

— Ладно, — сказала она, — мне надо бежать. И уже почти повернувшись, добавила: Если тебе нужна помощь, позвони. Телефон тот же.

— Дела, подумал я, — это что же: у меня на фейсе написано, как мне хреново? Давай, брат Андрей, поправляйся. Этак и начальство заметит, что ты раскис. А этого допускать нельзя ни в коем случае.

Поправлялся я тогда одним способом, который уже упоминал. Но сейчас, может быть, под воздействием встречи с Людой, он показался мне, ну, что ли, неудобным. Хотелось не бурной страсти, а скорее душевного разговора у камелька, которого, правда, я в своей жизни вообще не видел. Поэтому я, не раздумывая, направился к «плешке», где собирались дамы нужного мне калибра. Предварительно зашёл купить шампанского, водка в доме у меня всегда была, но для дамы требовалось что-нибудь понежнее. В магазине, уже затарившись и двигаясь к выходу, я услышал «добрый вечер», сказанное мне в спину. Сказавшая это девушка уже выходила из магазина. Выйдя и пройдя метров пять. Она остановилась, и хотя не смотрела на меня, я увидел, что боковым зрением она меня из виду не теряет. Проститутка, понял я, то есть, то, что мне нужно. Я подошёл. Девчушка была молода, лет шестнадцати, хорошо сложена, с хорошим милым лицом, не испорченным минимумом косметики.

— Как тебя зовут, — спросил я.

— Яна.

Ну да, Яна, Стелла, Изольда, — прямо как у моих чекистов, да хрен с ним, кому это важно в конце-то концов.

— Что-то мне грустно, — сказал я ей, — поможешь мне скоротать вечер?

— Только вечер: — сказала она, — тогда это будет… она замялась… двести.

— Да что нам с тобой вечер, — сказал я, изображая бравого гусара, — мы с тобой будем пировать всю ночь, что ты будешь пить, я имею в виду алкоголь?