Помолчав, сказал:

— А ты на моего немного похож… Всё. Свободен. Надо будет — вызову.

Монолог был похож на прощальный, так вскоре и оказалось. Через месяц Дмитрий Павлович сказал:

— Убываю в командировку. Далеко. Думаю, длительную. Там кто-то решил, что у него удельное княжество, может делать, что левая нога захочет. Надо этого князька поставить на место да и вообще навести порядок. С новым начальством уж как-нибудь сработаешься. Будь здоров и не поминай лихом. Лихом я его и не поминал: из всех моих начальников — бывших и будущих — он показался мне самым человечным, в его отношении ко мне — так мне казалось — проглядывало что-то товарищеское — не товарищеское, но что-то в этом роде.

Я начинал себя чувствовать кадром со стажем: шутка ли — пересидел трёх шефов. Новый был не похож на предыдущих, так я на своём опыте узнал, какое разнообразие кадров существовало во всемогущем когда-то КГБ. Новый производил не впечатление, а впечатления: то есть не одно, а несколько. Слегка за шестьдесят, неизменно вежлив, только иногда это была вежливость душевного человека, почти «своего парня», а иногда вежливость удава, который спокойно прикидывает, проглотить тебя сразу или чуть погодя. Даже его имя — Георгий Карпович — казалось странноватым: где Георгий, а где Карп…

Один раз, зайдя к нему по вызову, я застал в кабинете молодого человека примерно моего возраста. Черты лица немного напоминали кавказца, но было ясно, что он не кавказец, скорее, всё-таки русский, да и неистребимый акцент тоже отсутствовал.

— Гриша, познакомься, это Андрей, — представил нас шеф. — Объяснишь ему всё в машине, время дорого. Идите.

В джипе с тонированными стёклами, появившемся с новым шефом, Гриша ввёл меня в курс дела.

— Всё очень просто. Разборка двух группировок. Четверо с одной стороны, четверо — включая нас — с другой. Встреча за городом на стройке. У тебя работа простая. Держи «калаш» — он протянул мне укороченный АК. — Подъезжаем, я открываю дверцу и сразу валю четверых не наших. Разборка ерундовая, по идее — без крови. Если ребята и со стволами, то с Макаровыми или ТТэшками. «Наши» начинают базар, я отвлекаю их, скажем, указываю правой рукой куда-нибудь в сторону, ты мочишь этих двоих, и мы свободны. Смотри только, меня не задень. Усёк?

Когда мы подъехали через какие-то рытвины и ухабы к замороженной ещё при развитом социализме стройке, высокие договаривающиеся стороны были в сборе. Как сказал Гриша, ровно четверо и двое. Вид у обеих групп довольно мирный, но держатся отдельно, как будто по сторонам незримой черты. Гриша подъехал почти вплотную, открыл дверцу, крикнул: «Привет, братва!» и левой притянув к себе автомат, выпустил по четвёрке полный рожок. После чего вышел из машины и подошёл к двоим, стоящим с разинутыми ртами.

— Ты чё?! — придя в себя, заорал один, — крышу сорвало? Нам было сказано перетереть, а ты…

— Это вам было сказано, — сказал Гриша, — а им… Гляньте-ка туда… — и он махнул рукой в сторону пролома в стоящей в десяти-двенадцати метрах стене.

Те послушно уставились в указанном направлении и тогда заработал мой «калаш». Через минуту всё было кончено. Гриша взял мой автомат, протёр его и вложил в руки одного из четверых. Потом то же проделал со своим, вложив его в руки одного из двоих «наших».

— Что-то ты сбледнул с лица, Андрюша, — сказал он мне, когда мы отъехали на приличное расстояние. — А мне сказали, что ты парень тёртый. Видать, переоценили.

Два дня я приходил в себя и лечился обоими известными мне способами: алкоголем и Дашкой, время от времени вспоминая строчку Высоцкого: «Но не помогли ни Верка, ни водка…», потому что и мне они помогали уже не так эффективно, как раньше.

Как-то раз в приёмную, где я сидел на дежурстве, что случалось примерно раз в две недели, зашёл Иван Карлович, которого я знал по своим поездкам в Калининград.

— Ну, как, Андрей, — спросил он добродушно, — сработался с новым шефом?

— Наше дело телячье, — отшутился я, — приказали — выполнил. И срабатываться не надо. Я только одному удивляюсь: вроде все из одной фирмы, а настолько разные… ну, не знаю… как, скажем шахтёр и библиотекарь.

— Ага, — усмехнулся Иван Карлович, — ты же у нас парень с гражданки, наших особенностей не знаешь. Он посмотрел на часы: Ну, пока Георгий Карпович занят, расскажу тебе немного про нашу профессиональную специфику. Нынче в ней ничего секретного нет, в любой газете теперь сидят специалисты. Как ты понимаешь, в КГБ была не одна служба, а несколько, и люди этих служб, говоря между нами, друг друга, как правило, на дух не выносили. Ну, тогда как воевали? — слушок там какой, в крайнем случае мелкий доносец… большего начальство не дозволяло. Это сейчас вплоть до стрельбы. И естественно, что каждая служба востребовала людей для себя подходящих. Скажем, Дмитрий Павлович — разведчик, сам не раз под пулями ходил, — и характер у него соответствующий, условно говоря, мужской. Вадим Сергеевич — контрразведка — сидит, как паук и раскидывает сети, характер терпеливый и хитрый. А Георгий Карпович — Пятое Управление, работа с диссидентами, поэтому он и мягкий и жёсткий, и хитрый и туповатый — как с кем. — Иван Карлович ещё раз посмотрел на часы, хлопнул меня по плечу и встал навстречу вышедшему из дверей шефу.

Неожиданно у меня появилась новая обязанность. В один из дней Георгий Карпович сказал:

— Поедешь по этому адресу, это моя квартира. Жену зовут Анна Михайловна. Будешь в её распоряжении, пока не отпустит. Потом сразу сюда, доложишься.

Большая, прекрасно обставленная квартира шефа меня не поразила, я уже насмотрелся на квартиры «новых русских». Анна Михайловна оказалась довольно высокой, примерно моего роста шатенкой, лет тридцати-тридцати пяти, с большими серыми глазами и губами, к которым просто напрашивалось определение «чувственные». С первого взгляда она не производила впечатления красавицы, но присмотревшись, ты понимал, что за этой, как кажется, спокойной внешностью таился огонь, о который можно было обжечься.

— Я вас займу часа на четыре, — сказала она, — если, конечно, не засядем в пробках. Один магазин, один салон. Не будем терять времени, едем.

Пробок, слава Богу, не было, так что программу мы выполнили, даже перевыполнили, то есть, времени затратили меньше, чем предполагалось. У кафе на Каменноостровском Анна Михайловна сказала: Притормозите. Выпьем кофе. В кафе мы взяли два «экспрессо» с круассанами.

— Я плачу, — сказала Анна Михайловна.

— Ну уж нет, — возразил я, доставая кошелёк. — Даме за себя платить не позволю.

— Угощать жену начальника — это может быть неправильно понято, — сказала Анна Михайловна, усмехнувшись, и тоже достала кошелёк. Я тут же убрал свой.

Ровно через неделю мы проделали тот же путь. Магазин, правда, был другой, но салон тот же, по-видимому, у Анны Михайловны было определено время приёма. В том же кафе выпили кофе на этот раз с пирожными. В третий раз повторилось всё то же самое, кроме заезда в кафе.