– Мне плевать, что он обо мне думает. Я о нем не думаю вообще, – ответила я чересчур резко, что говорило о неискренности.

Я постаралась свернуть тему о Вовсе, не хотела о нем разглагольствовать, слишком много чести, и стала рассказывать про слои. Отец слушал и хмурился, и однажды сказал:

– Может, я не понимаю чего-то, но мне не совсем нравятся ваши стремления найти в информационном поле абсолютно все. Это готовые решения, готовые знания. Не интереснее ли их приобретать самостоятельно?

– Что ты, папа, нас таких немного, кто может входить и брать информацию из слоев и чувствовать потоки идей на уровнях. На этих способностях и держится равновесие нашего мира. Нас на третьем курсе научат чувствовать силу идей разных зон на уровнях нашего мира, и так мы сможем их уравновешивать.

Но отец желал донести до меня мысль, видимо, значимую для него.

– Ладно, молчу про равновесие. Рад, что ты не бездумно берешь знания в слоях, полях, матрице, как ни назови... Там много разного, и не все полезно и нужно, некоторое попросту засоряет мозг. Хочется, чтобы ты научилась наилучшим образом сортировать, обдумывать, не глотать любую информацию, до которой добралась, а главное – самостоятельно рассуждать, взвешивать, анализировать. Вот это, дочка, не многим дается. Такой мир с подобными учителями – неужели это навечно? – горько закончил отец.

Подобной крамолы я не ожидала услышать. Как без них, без учителей? В этом случае люди, как овцы, не будут знать, куда идти. Люди хотят учиться, а кто их будет учить? Но отец произнёс:

– Извини, действительно учителя нужны, как без учебы? Но почему никто не рассказывает, как анализировать информацию? Никто. Потому, что это не нужно? Сначала ты молод и слушаешь учителей. Взрослеешь – и внимаешь их учениям. Потом начинает казаться, что они сговорились и хотят сделать окружающих тупыми. Но проходит еще немного времени, и снисходит понимание: люди сами этого хотят. И это гораздо более пугающая мысль. Можно говорить о самодурстве хранителей и учителей, но это не самое страшное. Ты можешь поменять их или, Свет упаси, начать бунт. А вдруг, нет никакого тайного умысла учителей, и они просто удовлетворяют спрос. К сожалению, это так похоже на правду.

– Папа, что ты говоришь?!

– Я говорю, что не хочу, чтобы ты стала овцой.

Я смотрела на отца и не верила своим глазам. Он что, хочет, чтобы я стала не такой, как все в его понимании? А как я смогу жить в этом мире? Или возможен другой путь? Но какой?

– Все, доченька, извини, погорячился. Иногда заносит, начинаешь думать о том, как хорошо было бы, если бы кто-то реализовал те возможности и знания, которые самому не удалось реализовать. Я ведь тоже имел способность входить в слои, мог стать хранителем равновесия и уж точно – учителем. Но мне было противно следить за идеями, ни одна из которых не развивалась больше, чем положено. В юности многие, нет, вру, некоторые, хотят увидеть наш мир в бурлении идей, в их бесконтрольном развитии. Но поток идей останавливают, народу промывают мозги, запугивают репрессиями, иногда взывают к совести, рассказывая об ответственности за жизнь других людей и даже целого мира, и все потихоньку утихает, сдувается, сводится к минимуму.

– А ты как же? Я не знала, что ты учился. Почему бросил? Тебя выгнали?

– Нет, сам ушел. Решил, что лучше быть простым агрономом и жить с прекрасной женщиной, занимаясь сельским хозяйством, чем пудрить кому-то мозги. Я не смог придумать ничего конструктивного вместо позыва что-то разрушить, поэтому смирился и тихо ушел. Женился и потерял способности входить в слои. Мой эмоциональный потенциал не давал возможности это сделать. А сейчас, прости, вдруг захотел, чтобы ты придумала, нашла этот другой путь. Знаю, гармонии не бывает, но равновесие скоро приведёт к полной деградации нашего мира.

– Что ты говоришь, папа?

– Смотри: рождаемость падает. Ты у нас лишь одна дочка. А для того, чтобы мир не вымирал, в среднестатистической семье должно рождаться два ребенка. Мы вымираем. Насчет новых идей. Да, идеи появляются, но какие из них поддерживают хранители и развивают учителя? Ни с чем не сравнимая радость сиюминутного бытия, поэзия ради поэзии и рифмования, чтение ради удовольствия и отдыха, а не ради развития. Здоровый образ жизни ради здорового образа жизни. Политика и шоу ради развлечения. Религия, в которой главное – научить ни к чему не стремиться и спокойно созерцать окружающую действительность, да много еще чего. Что дальше?

– Все так плохо? – поразилась я.

Прежде я не задумывалась об этом, нам такого не говорили, не учили. Политики о чем-то спорили, но кто серьезно воспринимал их игры? Политики, одним словом. Словоблудствуют – и Свет с ними. Да и кого что волнует на самом деле? Действительно, никто ничем всерьез не интересуется. Если немного больше, чем другие, поднимешься вверх, обязательно найдут, чем уравновесить. В общей сложности ничто не имеет значения – равновесие, одним словом.

Вот ведь тему подняли. Отец загрустил окончательно. Он старался донести до меня свои мысли, которыми ни с кем более не мог поделиться.

– Наверное, все не так плохо, как мне кажется. Может, я и преувеличиваю, и наш мир будет жить долго и счастливо, пока не вымрет. Потом возникнет новая цивилизация, найдет свой путь к балансу, и тоже будет жить долго и счастливо. А может, у кого-то раньше возникнет новая идея, которая спасет мир. Хочется надеяться, – отец замолчал.

Мы сидели в молчании, пока мать не позвала ужинать.

– Прости, дочка, наверно, хотел на тебя перекинуть то, что сам не смог сделать, и от чего спрятался. Прости.

Несколько дней мы не возвращались к щекотливой теме, а потом снова подняли, потому что она оказалась важной для нас обоих. Отец стал делиться своими мыслями об альтернативных вариантах развития, другом миропорядке. При этом безжалостно критикуя каждый из вариантов, без сожаления обнажая хорошие и плохие стороны. Все они были далеки от возможной гармонии, и большинство приводило к бунту.

За разговорами время пролетело слишком быстро. И практика, и каникулы завершились. Настала пора возвращаться в школу.

– Жаль, я больше не могу надолго и глубоко входить в слои, дочка, – жаловался отец при прощании. – Все мои чувства как будто выгорели. Как сказал один поэт: где «моя утраченная свежесть, буйство глаз и половодье чувств». А без них, без буйства чувств, как войдешь? Вот ты снаружи спокойная, а внутри разные эмоции так и кипят. А у меня осталась только горечь утраты способностей, а горечь потерь – чувство, которое плохо работает в этом случае. Пора прощаться, но ты не забывай наши разговоры. Вдруг найдешь правильный путь и встретишь людей, способных на решительные, но не безрассудные действия. Вдруг.

Жаль, отец не стал учителем, вот бы кто научил думать тех, кто хочет думать. Практика и каникулы прошли отлично. Я возвращалась в школу с желанием найти ответы на многие вопросы. Смогу ли? Не знаю. Но пробовать буду. Это я твердо решила.

Школа встретила меня тем же холодным равнодушием и новыми нагрузками. Нас, как вероятных будущих фей, стали учить чувствовать идеи различных уровней и их частей. Мне это удавалось. Меня хвалили. Нам объясняли, как удерживать равновесие сначала нескольких идей, а потом постепенно увеличивали количество.