– Есть, сэр! – кричит она. – Кажись, я его окончательно задолбала.

– Это ты умеешь, – говорю я. – Но почему тебя вдруг стало заботить, что думают о тебе окружающие? И что это за папочка такой, извращенка?

– Да я просто прикалываюсь, – говорит Роуз. – И меня, между прочим, заботит, что думаете обо мне вы с Лео, и Най, и даже Лекрадж. – Теперь, когда коридор опустел, она снимает солнцезащитные очки. Из-под опухших век на меня смотрят воспалившиеся от слез бледно-голубые глаза. Сегодня, вопреки своему обыкновению, она не стала красить их тушью и подводить черным карандашом. – А остальные мне до фонаря.

Я обнимаю ее, растворяясь в душистом облаке ее волос.

– Не думаю, что ты его задолбала, – говорю. – Вот меня – да.

Я получаю по ребрам, но зато мне удалось ее рассмешить.

Она возвращает очки на нос, уверенно вваливается в класс и, водрузившись на учительский стол, за которым сидит миссис Хардимэн, начинает:

– Ни за что не угадаете, что со мной вчера произошло…

– Ред? – Высунув голову из своего кабинета, меня зовет мистер Смит.

– Мне еще надо успеть отметиться, сэр, – говорю я, отрывая взгляд от Роуз. Миссис Хардимэн с силой захлопывает дверь.

– Это я улажу. Я просто хотел поинтересоваться, нет ли новостей из больницы. Вам, должно быть, тяжело видеть Наоми в таком состоянии, в особенности тебе. Она ведь была твоей… я хочу сказать, она ведь твоя лучшая подруга?

– Да, – говорю я, заходя в его кабинет. Он закрывает за нами дверь. – Ну, то есть мне так казалось. Я не понимаю, что произошло и как такое вообще могло случиться. Ничто в ее поведении не предвещало этого кошмара. У меня такое ощущение, что мы ее подвели.

– Не надо себя корить. Секреты есть у всех, – говорит мистер Смит тихим, исполненным доброты голосом. – У меня точно есть, и у тебя, вероятно, тоже. Если она чего-то недоговаривала, это еще не значит, что ваша дружба была… что ваша дружба для нее не важна.

– Ну да, наверное, – говорю я. Неохота отсюда уходить, здесь так тихо и спокойно. – Сэр, а какой секрет у вас?

Он смеется и качает головой.

– Сам расставил себе сети. Так уж и быть, я тебе расскажу. Я занимаюсь индустриальным туризмом. Вот мой секрет. Это когда забираешься в старые заброшенные здания и исследуешь их изнутри. Не очень законное, но страшно интересное занятие.

– Э-э… ясно.

Он снова смеется.

– Никому не говори, ладно? Мне неприятности не нужны.

Я не представляю, чего тут опасаться, но все равно послушно киваю.

– Как дела у родных Наоми? Я думал заглянуть к ним в гости, но решил, что только помешаю.

– По-моему, вам не стоит беспокоиться на этот счет, – говорю я. – Миссис Демир бы вам обрадовалась. Ей нравится, когда рядом есть люди, готовые ее поддержать. Отвлечь от дурных мыслей.

Он аккуратно складывает в стопку бумаги у себя на столе.

– Может, ты еще о чем-нибудь хочешь поговорить?

Я мотаю головой. Меня так и подмывает выложить все, что меня гложет, но почему-то я этого не делаю. Вдруг, если я озвучу все свои заботы и волнения, он решит, что у меня случился нервный срыв? Тогда не избежать мне походов к школьному психологу и разговоров «о моих чувствах». Пару лет назад одна девочка из нашей школы совершила самоубийство, и теперь каждого, кто выглядит хоть чуточку несчастным, тут же посылают к психологу. По-моему, это лишь пустая трата времени: моей маме вот терапия нисколько не помогла. Впрочем, если я и решу с кем-нибудь поделиться своими проблемами, то это будет мистер Смит.

– Ред… – После небольшой заминки он продолжает. – У вас экзамены скоро, и… слушай, не хочу тебя смущать, но я знаю, у тебя сейчас нелегкий период. Я недавно видел в супермаркете твою маму…

О боже, только не это. От стыда мне хочется вывернуться наизнанку.

– И она была в хлам, – тяжело вздыхаю я.

– Ну, так оно выглядело. А я и не знал, что она снова запила. У вас дома, наверное, ужас что творится?

Что будет, если я скажу «да»? К нам снова нагрянут соцработники, и на этот раз любое мое слово будет использовано против родителей. Тяжко, хочется выговориться, рассказать о потрескавшейся мозаике нашей домашней жизни. Он один способен меня понять. Но я не могу. Что будет с Грейси? Вдруг органы опеки у нас ее заберут? Нельзя так рисковать.

– Нет, нет, все не так плохо, как кажется. Мама, ясное дело, не в лучшей форме, но за нами приглядывает папа, и еще он возит ее к специалистам. Она и сама хочет завязать, так что, ну вы понимаете, у нас все схвачено. Пожалуйста, сэр, никому об этом не говорите. Вы же знаете, папа – член школьного совета, и, если поползут слухи, он очень расстроится.

И поделом им всем будет, добавляю я про себя. Но если по-честному, я не меньше папиного хочу скрыть правду о том, какой бардак творится у нас в семье.

Мистер Смит понимающе кивает, и я опускаю глаза в пол, чтоб он не поймал меня на лжи.

– Если что случится, ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью, – говорит он. – У тебя блестящие способности и вся жизнь впереди. Иногда всем нам нужна дружеская поддержка. Так вот, помни, что я всегда рядом.

– Спасибо, сэр.

– Это отдашь учителю. – Он протягивает мне записку, и я направляюсь к выходу.

– Ред? – Я оборачиваюсь. – Мои двери всегда открыты.

Я иду отмечаться и, как ни странно, на душе становится легче.

Когда я прихожу в больницу, Лео с Роуз там нет.

Лео шлет мне эсэмэску.

Сорри! Дома дела.

От Роуз ничего не слышно. В гордом одиночестве я пробираюсь по лабиринту из больничных коридоров в то крыло, где лежит Най. А вот и ее палата. Поблизости никого нет: ни медсестер, ни родителей, ни Эш. Глупо отираться у дверей, и, секунду поразмыслив, я захожу внутрь.

– Привет. – Я присаживаюсь на краешек ее кровати. – Как дела? У нас все по-старому. Как твоя голова? Еще не зажила? Слушай, сегодня о тебе справлялся мистер Смит. Кажется, вся школа готовит тебе открытку, а хористы записывают для тебя песню. Поэтому, если ты решишь остаться в коме подольше, мы тебя поймем.

Мне все время кажется, что она сейчас ответит мне, но, разумеется, ничего подобного не происходит.

За те три дня, что она здесь находится, синяки побледнели, и теперь она немного больше похожа на саму себя.

– Еще мою маму застукали за вождением тележки в супермаркете в нетрезвом виде. Проснись, Най, – шепчу я ей на ухо. Мне безумно хочется услышать ее голос, тот насмешливый ворчливый голос, которым она обычно говорит мне не распускать нюни. – Проснись и расскажи нам, что с тобой случилось.

– При всем желании она сейчас не проснется. – В палату заходит доктор Паттерсон. – Тебя тут быть не должно. Посещение только для членов семьи.