– А потом? Что было потом?

В ее душе еще тлела надежда, что Иришка уехала. С ним или с кем-то еще, но уехала с этой стоянки. Подальше от парка, где потом обнаружили тело ее подруги. Таксист разочаровал.

– Я не знаю. Я не успел подъехать, сразу взял клиента и повез в аэропорт. С аэропорта сразу поочередно три вызова пришло. Все дальние. Сюда вернулся почти в семь утра. Покемарил как полагается. И никого из них больше не видел. Может, коллеги мои видели?

– Может быть. Спасибо вам, – поблагодарила она и полезла из машины.

Каждый ее шаг отдавался болью во всем теле. Казалось, она идет не по новенькой тротуарной дорожке, выстеленной мягким покрытием, а по огромным валунам, спотыкаясь и поскальзываясь.

Девочки… Глупые, милые девочки! Что же вы натворили?! Во что влипли?! И она тоже хороша! Почему не насторожил ее их скоропалительный отъезд из города? Почему поверила в нелепую басню о горящих турах? Если этого таксиста найдут полицейские, их девчонкам крышка! А если к его словам присовокупят слова коллег, которые тоже что-то видели или слышали, то никакие адвокаты не помогут. Дал бы бог памяти, а! Во сколько Иришка вернулась домой той ночью? Как выглядела? В каком состоянии была ее одежда? Не выпачкалась Ирка землей? В СМИ писали, что Свету захоронили в неглубокой яме…

– Господи! – простонала она шепотом, останавливаясь у входа в кофейню Фроловой и прислоняясь к изящной ребристой колонне. – Что же делать?..

В сумке зашелся истошным визгом мобильник. Звонила Фролова.

– Да, Ольга Ивановна.

– Нет, я чего-то не понимаю, – сразу набросилась та на нее. – Жду, жду, а тебя все нет! В чем дело? Назначаешь встречу и не являешься.

– Я у входа, – вздохнула Ярных. – Сейчас зайду.

– Так заходи уже! – возмутилась Фролова и отключилась.

Конечно, она ее не встретила. Предпочла ожидать в собственном кабинете. Тяжело ступая, Анастасия Петровна вошла. Не дожидаясь приглашения, уселась в роскошное кресло у стола и с облегчением вытянула ноющие ноги.

– Что это ты, Анастасия Петровна, как слониха. Мебель под тобой стонет.

Грациозно передвигаясь на высоких каблуках, бабка Фролова обошла ее, заглянула в лицо, притворно отшатнулась. И уселась не за стол, а на диван напротив Анастасии Петровны. С целью продемонстрировать дорогие туфли, как поняла Ярных, легкий брючный костюм, ладно сидевший на ее худом теле, безупречную фигуру.

А она как слониха! Да, заботливая, угнетенная тревогой слониха.

– Что-то случилось у тебя, дорогая? – равнодушным голосом поинтересовалась Фролова. – На тебе лица нет.

– Это не у меня случилось, дорогая, – передразнила ее Анастасия. – Это у нас случилось. Правильнее, у наших девочек.

– Подумаешь, поскандалили прилюдно, – фыркнула неуверенно Фролова. – Я уже успела изъять все записи с камер и стереть их. Как раз за тот вечер, когда…

– Когда они поскандалили прилюдно с подругой, которую потом – неделю спустя – нашли убитой в этом самом парке, – перебила ее Ярных жестким тоном и сердито глянула. – Ольга Ивановна, ты совсем ничего не понимаешь, нет?

– А что такое? – Искусно подправленные пластическим хирургом щеки старой стервы побледнели. – Что я должна понимать? Подумаешь, подруги повздорили! Поругались и разбежались. Валечка сказала, что они потом…

– Разъехались кто куда, – снова не дала ей договорить Анастасия Петровна. – Эту басню от Ирки я тоже слыхала. Типа Валя укатила на своей машине. Моя племянница взяла такси. Света тоже. И разъехались. Только вот таксист, с которым я общалась десять минут назад, рассказывает совершенно другую историю.

– И какую же?

Изящная посадка на диване, призванная досадить тучной Анастасии, поменялась. Фролова сгорбилась, левая нога сползла с правого колена. Ступни в дорогих туфлях на высоких каблуках скосолапились.

– Никто никуда не уезжал после того, как они поскандалили в твоей кофейне. Уехала только Света, но вскоре вернулась. С тем самым бойфрендом, из-за которого, как я понимаю, и разгорелся спор. И на стоянке их ждали угадай кто?

– Кто? – блеющим, как у старой козы, голосом спросила Фролова.

– Наши с тобой девчонки.

– И что было потом? – Ее сухонькая лапка в сверкающих перстнях легла на грудь. – Что говорит таксист?

– Он не знает. Не видел. Сразу уехал на заказ. Но ведь там полно других таксистов, которые непременно что-то видели, что-то знают, что-то слышали. И у меня к тебе вопрос, дорогая, – снова передразнила ее Ярных. – Если они откроют свои рты, сколько наши дуры пробудут на свободе, как думаешь?

– Господи! Этого не может быть! Этого просто не может быть!

Ася Лопухина, сидя перед ним на стуле в его кабинете, сгорбилась так, что стал виден ее позвоночник – почти до лопаток. Не то чтобы он специально туда пялился, желая рассмотреть получше. Нет. Просто на ней была просторная летняя кофточка с глубоким вырезом сзади. Она согнулась от новости, которую он на нее обрушил. Заплакала. А он вытаращился на ее спину с трогательными бугорками позвоночника и глаз отвести не мог.

Эта девчонка его по-настоящему зацепила. Ему в ней нравилось все! И внешность, и серьезность, и неприступность. На свидания ходить она с ним отказывалась. Его помощь в поисках ее пропавшего друга не принесла никаких результатов. Она и отдалилась. На телефонные звонки отвечала через два раза на третий. Говорила односложно. На контакт, одним словом, не шла. И он закрутился с новым расследованием.

Вчера вечером позвонил ей трижды. И когда она наконец ответила, пригласил к себе.

– А что такое?! – Ася сразу перепугалась. – Егор?! Вы его…

– Нет. О нем пока ничего не известно.

Честно? До пропавшего парня погибшей девушки пока не доходили руки. Как раз сегодня он собирался обсудить с полковником идею: объявить Егора Игнатьева в розыск. Он мог ответить на многие вопросы следствия. Если, конечно, еще жив, а не зарыт в какой-нибудь соседней яме в огромном парке.

– А зачем ты тогда меня вызываешь к себе в кабинет? – спросила она вчера по телефону.

Этот же вопрос она задала и сегодня, как только вошла. Вчера он не ответил, отделался туманным: придешь – поговорим.

– Дело в том, что нашли тело его девушки – Светланы Ивановой, – пояснил он сразу, как она присела. – Ее убили. Пробили камнем голову и зарыли в парковой зоне. В неглубокой яме.

Бледность с каждым его словом расползалась по ее лицу, сделав бесцветными даже губы. Потом она заплакала, согнувшись. А он сидел, рассматривал ее спину и не знал, что сказать. И не понимал, если честно, почему она плачет.

– Если ее убили, то это значит… – прошептала она, немного успокоившись. – Что и его тоже?! Егора нет в живых?!