– Понятно.

На груде тряпья лежал тяжелораненый. Его правая нога представляла собой кроваво-гнойное гниющее и жутко воняющее месиво. Заросшего густой черной бородой человека сильно лихорадило, он постоянно бредил. Губы покрылись сухой коркой. Новиков, как мог, осмотрел раненого, и симптомы были просто фатальны. На ноге под бурыми заскорузлыми тряпками развивалась гангрена, все говорило о заражении крови.

За дверями их темницы как раз сменились часовые. Константин Новиков подошел и начал стучать кулаком в дверь.

– Ну, чого гримаєш? По морді захотів, свиня москальска?[27]– растягивая слова, как-то с ленцой поинтересовался бритый наголо «нацик».

Впрочем, он и был нацистом, на правом виске у него были вытатуированы синюшные молнии – двойные руны «Зиг». А на затылке – распростер свои крылья имперский орел с готическим шрифтом: «Jedem das Seine!» – «Каждому свое!»

– Раненому нужен уход. Принесите, пожалуйста, воды и тряпок, желательно, чистых.

– Слухай, він все одно здохне. Собаці – собача смерть. А ти не вийобуйся, бо теж отримаєш свинця. Вважаєш, якщо ти москаль та дохтур, то тобі все дозволено?[28]

– Это ты послушай, – твердо ответил Новиков. Он очень сильно рисковал и мог вполне нарваться на пулю. Но и поступить по-другому не мог. Он был обязан исполнить долг человека. – Ты ведь уважаешь силу и воинскую доблесть? Тебе ведь неинтересно убивать тех, кто не может дать сдачи? Перед тобой – воин, и ты это прекрасно знаешь. Как и то, что и врага можно уважать. Так окажи ему воинскую почесть!

– А ти хитрий, падлюко!.. Кого захочеш – умовиш! Гаразд, буде тобі і тряпки, й вода…[29]

Потянулись тягостные дни плена. Как-то сразу стало пропадать ощущение времени, хотя у арестантов был довольно четкий распорядок дня, по которому можно было это самое время отслеживать. Но не было желания. Кормежка – два раза в день: утром несколько банок вздувшихся консервов, заплесневелые сухари или подгоревшая каша. И кружка кипятка. Ближе к вечеру – пара сухарей и кружка кипятка.

Естественные надобности справляли в сенях – на ведро.

Девушкам давали по паре кусков сахара, и они отдавали его раненому Беку. Нацгвардейцы неоднократно и недвусмысленно намекали, что накормят досыта, если женщины их «обслужат». Но дончанки только плевали в лицо немытым «западенцам».

Те не церемонились и несколько раз избивали женщин – демонстративно, на глазах у всех. Никто из узников ничего не предпринимал. Заросшие здоровые мужики только прятали глаза.

В первый раз старший лейтенант Новиков хотел было вступиться, но его дернул за рукав один из уголовников по кличке Копченый.

– Не лезь, начальник, а то всех тут на хрен положат. «Мутки» между нами им побоку, а вот на своих залупаться просто так они не дадут.

Константин Новиков теперь начал понимать, как ломали волю заключенным в концлагерях нацистские палачи, «идейными наследниками» которых были современные бандеровцы.

* * *

Единственное, что не давало военврачу Константину Новикову окончательно сломаться и пасть духом, – это забота о раненом. Асланбек Закаев был аварцем по национальности. Воевал в Первую Чеченскую за генерала Дудаева. Попал в плен, отсидел в российской тюрьме, вышел по амнистии. Потом уже воевал в 2008 году в составе батальона спецназа «Восток».

– Ты как к нам попал, за деньги?

– Деньги?! Нет, этот долг деньгами не искупишь! – оскалился «нохчи борз» – «чеченский волк». – За генерала Дудаева воевало много наемников из разных стран. Были там «серые гуси» из Иордании, Сирии, Германии. Были там «идейные» бандеровцы из Западной Украины. Бандеровцы вошли в наше село, когда меня там не было. Поглумились над двоюродной сестрой, забили до смерти пятнадцатилетнего племянника, который вступился за ее честь… Ты же знаешь, у нас все родственники – родня по крови. И теперь я обязан отомстить, получить долг крови моего врага… Был должен… Мы знаем, кто он, – воюет в одном из карательных батальонов бандеровцев. Я знаю, что скоро умру. Смерть не в бою, недостойная мужчины. И я уже не успею взять этот долг крови. Но придет мой средний брат, а потом – и младший подрастет до того момента, когда сможет взять в руки автомат Калашникова!

А старший лейтенант Новиков крепко задумался о его словах. В официальных украинских СМИ была поднята настоящая волна истерии по поводу «чеченских наемников», «головорезов-кадыровцев». Как будто забыли, что тот же самый Сашко Билый да и главарь «Правого сектора» – Дмитрий Ярош воевали наемниками в Чечне и убивали русских солдат. А вместе с ними резали глотки пацанам из Рязани и Пскова сотни «идейных» последователей зверств Романа Шухевича и Степана Бандеры.

Приехав в Чечню, «идейные» бандеровцы абсолютно не ориентировались в местных условиях и полагали, что им «все должны и обязаны». И начали «косячить»: начиналось все с банального пьянства, и это в стане мусульман! И заканчивая грабежом и насилием. Однако суровая реальность войны на Северном Кавказе внесла свои коррективы. И бандеровцы очень скоро узнали, что такое «кровная месть»! Кого сразу прикончили, перерезав глотку и сбросив в глубокое ущелье. А на кого объявляли бессрочную охоту, как в случае с Беком.

По поводу же собственного положения Бек был абсолютно удручающе прав. Развивался сепсис – общее заражение крови. Все чаще снайпер впадал в горячечный бред и бормотал что-то на своем каркающем резком наречии. В его черных глазах отражалась смертная мука. Страшные боли одолевали его, гордый горец скрипел зубами, едва сдерживаясь. Константин Новиков наблюдал страшные симптомы и понимал, что уже поздно что-то предпринимать. При пальпации живота печень была твердой, и это тоже свидетельствовало о прогрессирующем циррозе печени. Моча тоже практически не отделялась. Почки переставали работать.

Буквально через пару дней военврач Новиков снова заколотил в дверь тюрьмы.

– Чего тебе?..

– Отведи к командиру.

Капитан-резервист в доме, отведенном под штаб, задал тот же вопрос.

– У вас есть пленный, снайпер Бек. Он уже одной ногой в могиле, и нога эта – гниет от гангрены. У него – сепсис, общее заражение крови.

– И чего ты хочешь?

– Ампулу обезболивающего, а еще лучше – наркотика, чтоб отошел без мучений.

– А говна на лопате?

– Слушай, капитан, но будь же ты человеком! У нас – трое твоих ребят, и их содержат в гораздо более человеческих условиях. Ты же знаешь!