— Какая? — удивился капитан.

Толстой выпустил клубы сизого дыма и глубокомысленно заметил:

— Что ни говори, а виргинский табак куда как лучше турецкого. У того и крепости настоящей нет, да и вообще…

— Зубы-то мне не заговаривай.

— А вот не нужно спать на Военном совете.

— Ты тоже спал, — парировал Иван.

— Дремал, — нехотя согласился Толстой. — Только я потом у Миши Нечихаева тетрадь с записями взял.

— И что в ней?

— План нашей победы.

— Вот как?

— Сомневаешься?

— В победе? Нет, в ней не сомневаюсь. А вот в твоей способности разобрать Мишкин почерк — очень даже.

— Не дерзи командиру, герр Иоганн. И пошевеливайся, скоро бревна привезут.

Красногвардейцы готовились к обороне основательно. Давно уже никого не удивляло требование императора избегать встречных сражений в чистом поле и при возможности зарываться в землю, так что лопата в вооружении солдата занимала почетное место наравне с винтовкой. Закапываться — тактика известная, еще римляне окружали себя рвами и валами, так что она не вызывала отторжения даже у старых, начинавших службу при Екатерине, вояк.

Лейтенанту Нечихаеву проще — прежние порядки он застал самым краешком и рытье окопов полагал чем-то само собой разумеющимся. Правда, гусарские полки готовили для другой войны, делая упор на диверсиях во вражеских тылах, уничтожении штабов, захвате и удержании переправ, но и обороне уделялось немало времени. Немногим меньше, чем минному делу.

— Что вы думаете об это позиции, Денис Васильевич? — Мишка с некоторой долей сомнения осматривал небольшой пригорок, при общей гладкости местности позволяющий хорошо видеть первую линию окопов. — Подойдет сия точка?

— Непременно, Михаил Касьянович, — отозвался Давыдов, в отличие от большинства офицеров оставшийся в звании капитан-лейтенанта. — Как раз на пределе дальности наших винтовок, а для артиллерии вполне подходящая дистанция.

— Тогда работаем. — Нечихаев соскочил с коня и махнул рукой ожидающим в отдалении казакам: — Соломоныч, давай сюда!

Заскрипели несмазанные оси крестьянской телеги, груженной грубо сколоченными ящиками, и лейтенант поморщился. Пожалели дегтя, черти бородатые! Оно, конечно, понятно — развалюха одноразовая и к вечеру сгодится разве что на костер. Но до чего же противный звук!

— Где ставить, ваше благородие?

— Займетесь разметкой, Денис Васильевич?

Капитан-лейтенант кивнул, указал ближайшему казаку на охапку заостренных колышков, сам взял большой деревянный молоток и отправился указывать места закладки фугасов. Самое командирское занятие, тем более кому, как не флотскому офицеру, на корабле ночующему чуть ли не в обнимку с пушкой, разбираться в артиллерии? Ну, не то чтобы всеобъемлющие знания, но нет в дивизии иных специалистов. Рассчитать зону поражения при ракетном залпе? Вот тут любой сержант справится, но предположить, где французы могут расставить свои орудия… Следовательно, Денису Васильевичу и карты в руки.

А Нечихаев занялся минами. Несколько человек копали ямки, а сам лейтенант осторожно укладывал в них ящики, вставлял запал и засыпал взрывное устройство, оставляя снаружи торчащие металлические усики, возвышающиеся над землей на пару вершков. Жалко только, порох дрянной, трофейный, но, даст бог, его силы хватит для отправления в короткий полет разнообразного каменного и железного хлама, в избытке присутствующего в фугасе. А там, где колышки повязаны белой ленточкой, можно не жадничать — малую толику «чертова зелья» производства заводов княгини Лопухиной удалось выпросить у запасливого Александра Никитича Сеславина, и в сих местах Наполеоновых пушкарей будут ожидать особо неприятные сюрпризы. Впрочем, им никто и не обещал выстланных красными коврами и розовыми лепестками дорог. Как однажды выразился государь Павел Петрович: «В России жестко стелят, а спать еще жестче».

— Михаил Касьянович, вы не могли бы отвлечься на некоторое время? — Отец Станислав стоял у крайнего колышка, не решаясь ступить на размеченный под минное поле участок, и всем видом своим выражал крайнее отчаяние. — Извините, что помешал, но обстоятельства таковы, что без вашего вмешательства никак не разрешить. Понимаете, в чем дело…

— Подождите, святой отец! — Мишка обернулся к казачьему уряднику: — Справишься без меня, Абрам Соломонович?

— Да не впервой же. — Тот перекрестился двумя перстами и еще раз заверил: — Не извольте сомневаться, в лучшем виде сделаем.

— Буду надеяться. — Нечихаев отряхнул с колен приставшую пожухлую траву и поспешил к ксендзу.

Надо заметить, что католический священник в данный момент более напоминал сторожа хлебных складов где-нибудь в Тамбове или Воронеже, чем лицо духовного звания. Ранние заморозки заставили его надеть овчинный полушубок и меховую шапку, а висевший на плече старинный мушкет придавал картине дополнительную достоверность. Разве что небольшой медный образок, пришитый вместо кокарды, нарушал гармонию, а без него — вылитый русский мужик.

— Слушаю вас, пан Станислав. И здравствуйте.

— И вам здравствовать, господин лейтенант. — Ксендз замолчал, немного помялся и решительно перешел к делу: — Видите ли, Михаил Касьянович, я столкнулся с некоторыми трудностями, разрешить которые самостоятельно никак не могу.

— Да? И каковы же они?

— Ко мне обратились с просьбой о проведении молебна, и так как батальонный священник отец Михаил находится на излечении после ранения…

— Такие вопросы находятся в ведении вышестоящего командования, пан Станислав, — перебил Нечихаев. — Обратитесь по команде.

— К кому? Наш отряд является самостоятельной войсковой единицей, а Денис Васильевич, как его командир, еще вчера ответил, что не намерен влезать в межконфессиональные… хм… дальше он сказал совсем грубо.

— При чем здесь эти… межконфессиональные?

— Так я же католик!

— Давно? Ах да, извините.

— Вот! — Ксендз поднял указательный палец как доказательство неизвестно чего. — Но люди перед решительной битвой желают исповедаться и причаститься, так что отказывать им в этом — большой грех.

— Определением степени греховности занимается Священный синод, пан Станислав, а у нас регулярная армия. Вы хоть и состоите в ополчении, но в соответствии с приказом светлейшего князя фельдмаршала Кутузова…

— Так точно, господин лейтенант, здесь армия! Потому соблаговолите принять рапорт.

— Что это? — Нечихаев с подозрением взглянул на сложенный вчетверо лист бумаги.

— Прошение о зачислении на вакантную должность отрядного священника и обязательство проводить богослужения по православному обряду установленного образца.

— Даже так? — Мишка забрал бумагу, развернул и пробежал взглядом по выписанным каллиграфическим почерком строчкам. — Простите, а что обозначают слова «а также муллой из расчета одной пятой оклада денежного содержания»?