Нимуэ нашла связку свитков, перевязанных бечевкой. Разрезав веревку, она прочитала вслух один из них.

– «Сто золотых монет за живую или мертвую Ведьму Волчьей Крови, которая, по сговору с Диаволом, превращалась в животных и пила кровь младенцев, а также убивала женщин и детей в их постелях».

На каждом свитке было карикатурно изображено чудовище с крыльями летучей мыши и изогнутыми рогами. Нимуэ фыркнула и бросила бумаги, позволяя им разлететься по камням. Артур подошел и сел рядом. Нимуэ напряглась. Взяв одну из страниц, он выдавил со смешком:

– Ну а чего ты ожидала? «О, мы забыли упомянуть: эта шестнадцатилетняя девчушка в одиночку вырезала целый отряд наших лучших бойцов». Такого?

Нимуэ хмыкнула, и Артур, воспользовавшись моментом, поднес к ее губам отрезанный кусок сыра.

– Я предупреждал, что буду кормить тебя силком.

Она бросила на него пристальный взгляд и замахнулась, но Артур, перехватив ее руку, вложил в ладонь сыр и подтолкнул к губам. Нимуэ уступила, разомкнув губы и взяв кусок в рот. Она жевала и морщилась, когда приходилось глотать. На шее ясно виднелись фиолетовые отпечатки ладоней паладина, который пытался придушить ее.

– Почему ты не злишься на меня? – спросила Нимуэ.

«И правда, почему я не злюсь? – задумался он. – Потому что она совершенно сумасшедшая. Потому что храбрее меня». Артур протянул ей мех с вином, и Нимуэ жадными глотками принялась пить.

– Наверное, боюсь твоей реакции, – он пожал плечами, а она поперхнулась вином и уставилась на него. Вместо ответа Артур протянул еще один кусок сыра, который она с жадностью схватила.

«Она – словно дикий зверь. И столь же красива. В ней нет ничего искусственного, ничего наносного». Но потом он посмотрел на пруд, где плавали красные робы, и мысленно заключил: «Кровавая катастрофа. Слава богу, что никто больше этого не видел». Слабое утешение. Им придется ехать быстро и очень далеко, и ничто и никто на протяжении сотен миль не будет в безопасности. Особенно если Нимуэ продолжит отсекать руки и убивать Красных Паладинов.

Артур попытался воззвать к ее разуму:

– Не знаю, что тобою движет – может, безумие, а может, и голоса в твоей голове, – но в одном я уверен: в нашем мире не получают призов за храбрость. И если ты продолжишь в том же духе, то просто вспыхнешь, словно небесный огонь, и превратишься в пепел еще до рассвета. Ты этого хочешь?

Нимуэ глотнула вина, ничего не ответив. На ее худых щеках проявилось слабое подобие румянца. Она вытащила из кучи новую партию свитков, только эти отличались: пергамент выглядел куда лучше, как и лента, которой он был перевязан. На каждом свитке красовалась печать – крест против двуглавого орла.

– Это печать Кардена.

Взломав печать, Нимуэ развернула свиток. На обороте оказалась нарисованная от руки карта, и несколько деревень на ней были помечены крестами. Она читала названия вслух: Четырехречье, Уиксэнд, Лощина, Кроу-Хилл. Все деревни Небесного Народа. Рядом с каждой был список имен, их Нимуэ тоже зачитала и добавила:

– Должно быть, старейшины. Вожди кланов, – она развернула следующий свиток и быстро проглядела его. Этот выглядел совсем иначе, и она не могла понять, в чем их суть. Она передала свиток Артуру.

– Для чего они нужны?

Он не мог поверить своим глазам. Хотелось сказать что угодно, но не правду, однако Артур понимал, что Нимуэ быстро догадается и сама.

– Это все отряды Красных Паладинов. Смотри: их номера соответствуют цифрам рядом с деревнями с крестами, – Артур ткнул пальцем в карту.

– Это их следующие цели, – прошептала Нимуэ. – Теперь мы знаем, что у него на уме!

Она повернулась к Артуру. Глаза девушки лучились надеждой – именно этого он и боялся.

– Ты не собираешься никуда бежать, я прав?

Дорога к Горам Минотавра была долгой и пролегала через густые леса, раскрашенные в красно-золотые цвета ноября. Прежде Нимуэ больше всего обожала это время года: старый курган начинает играть новыми красками, а гуси с пронзительными криками покидают гнезда у реки, готовые стрелой мчаться к южным озерам. А еще были танцы в каменном круге, и Мэри ставила на огонь котелок, где варился кролик в миндальном соусе, а к нему – медовые лепешки с горьким элем.

Резкие порывы западного ветра доносили запах дыма из печных труб, но между тем на дороге было пустынно.

Теперь они ехали на двух лошадях, вместо того чтобы перегружать Египет. Артур выбрал лучшую из понурых костлявых кляч, что принадлежали паладинам, – лошадь с темными карими глазами и шерстью цвета грязного снега. Нимуэ же ничего не могла с собой поделать – она испытывала отвращение к бедному животному, воображая кровь на ее копытах и мольбы о пощаде, которые слышали ее уши. К тому же ее раздражало, что Артур теперь ехал в отдалении от нее, – между ними могли бы поместиться еще по меньшей мере три всадника. Хотя она и падала из седла Египет (дважды), ей недоставало уюта, который дарило близкое соседство с Артуром.

Она привыкла к его запаху: земля и трава, пот и что-то еще, похожее на корицу, но экзотичнее (она решила, что так пахнет его одеяло, побывавшее во многих путешествиях). Нимуэ вспоминала, как часами видела его затылок, волнистые каштановые волосы, спадавшие на капюшон, в которых путались медные отблески закатного солнца.

Мысли ее блуждали. «Каково это было бы – целовать его? Как бы ощущались его руки, обнимающие меня?»

Она внезапно и неожиданно ощутила тоску по Пим, столь сильную, что в груди заболело. Словно наяву, она видела, как подруга поджимает губы, как ее глаза умоляют: прошу, пожалуйста, не впутывай нас в неприятности.

Помнится, они могли рыдать от смеха над шутками, которые даже не были произнесены вслух.

Однако достаточно было одного взгляда на собственные ногти, грязные от чужой крови, чтобы осознать: никогда больше она не будет той девочкой. Мысли об осенней романтике были столь же наивно-детскими, как и тот беззаботный смех с Пим.

Моргана попыталась запереть замок на задней двери «Сломанного копья» и ощутила боль в запястье. Пришлось переложить сумку с ингредиентами, которые она собирала этим утром во время прогулки, на правое плечо и закрывать замок левой рукой. Запястье все еще было обернуто повязками, чтобы уменьшить ноющую боль, которая возникала оттого, что по десять часов в день она таскала подносы с кружками, полными пива. Когда Моргана сунула ключи в карман и повернулась к дороге, мимо нее проковыляла пухлая крыса. Моргана наступила сапогом на хвост животному, и крыса перевернулась, запищав.

– Не ты ли влезла в мою кукурузу, а? – Моргана вытащила маленький кинжал и мгновенно проткнула крысе череп. Затем она равнодушно вытерла лезвие о платье, схватила зверька за хвост и кинула в сумку с колдовскими принадлежностями.

Белая луна служила фонарем, пока Моргана шла по одинокой дороге Шлаковых Ворот – деревни, что фактически служила предместьем к самому городку Шлак, спрятавшемуся глубоко в Горах Минотавра. В Шлаковых Воротах только и было что несколько домишек фермеров, одна конюшня, где работал неплохой кузнец, недавно построенная часовня Единственного Бога да еще «Сломанное копье», где путники могли утолить жажду. Холмы по обе стороны Шлаковых Ворот были густо укутаны лесами – еловыми, лиственными, сосновыми – и пронизаны множеством пещер из известняка.