– Благослови Господь вашу пищу и ваше питье, – громко сказал Илья. – Ниспошли здоровье вашим детям и женам, убереги ваши стада и жилища от напасти. Меня зовут Илья Муромец, а это мой товарищ верный Сила Чеботок. И пришли мы к вам, уважаемые родовые старцы, слово молвить. И хочу, чтобы вы меня выслушали.

– Кто ты таков, Илья Муромец? – спросил по-русски один из половецких вождей, полулежавший на мягких подушках. – Не из Чернигова ли ты подослан, чтобы силу нашу выведать да князю Владимиру рассказать? Если так, смотри! Твой язык останется здесь, в этом шатре, а ты уедешь в Чернигов.

Многие старейшины и вожди неплохо знали русский язык, всю жизнь прожив вблизи русских земель и почти постоянно общаясь с русичами. Почти все они поняли, что сказал вождь, и довольно засмеялись его шутке и намеку, что гостям, прежде чем отпустить, отрежут языки, чтобы они не смогли рассказать русскому князю о том, что увидели. Илья без усмешки выслушал ответ и заговорил снова.

– Не затем я пришел, чтобы ваши тайны выведывать. Сколько у вас воинов, сколько у вас коней, князь, и со стен Чернигова сосчитать может. Я пришел к вам с другим. Вас хан Итларь привел сюда, чтобы поживиться разбоем, пока русские князья друг друга резать будут, пока их дружины друг друга станут избивать в чистом поле да под стенами Чернигова. Да только не хочет князь Владимир крови лишней, не хочет, чтобы в ваших становищах плач стоял, не хочет он, чтобы и в русских городах горевали жены и матери по напрасно погибшим мужьям и сыновьям своим.

– Чего ты хочешь, Илья Муромец?

– Наш разлад с князем Олегом – дело семейное. Кто кого за чубы потаскает, кто потом с кем мириться станет, не ваша забота. Да только хан не сказал вам, что идет сюда рать сильная. И идет она на помощь князю Владимиру против Олега и против вашей орды, что под стенами Чернигова стоит. Уходите, вожди, воинов своих уводите в степи, пока еще можно. Рассветет завтра, и обрушится на вас сила несметная, и зальются кровью степные ковыли, да потонут в ней перелески и балочки черниговские.

Илья не договорил, когда в шатер втолкнули окровавленного в рваной одежде воина, который рухнул перед вождями на колени и залопотал торопливо, то и дело показывая рукой за спину, на Стрежнев холм.

Чеботок хмыкнул и толкнул Илью локтем в бок. Мол, чуешь, откуда ветер подул? Илья прислушивался к тому, что говорит воин. С половцами ему под Муромом схватываться приходилось не раз, в Карачарове жили несколько половецких семей, что были когда-то в полон захвачены, да так и остались жить с русскими, обзавелись хозяйством. Немного научился Илья понимать по-ихнему, слова чудные выговаривать. Сейчас он стоял и слушал, понимая, где через слово, где через два, что шум и топот копыт услышали сторожевые воины. Поскакали за холм, узнать, что происходит, а тут на них русичи наскочили, многих побили. Этот только и успел вернуться. Ничего толком он в ночи увидеть не сумел, только топот коней слышал. Да еще шли всадники нескончаемым потоком к Чернигову.

Илья с довольным видом поглаживал бороду, зорко поглядывая вокруг. Не взбрело ли кому в голову на гостей кинуться с оружием? Нет, стоят, слушают, в затылках чешут. А дело-то простое. Пара сотен коней, что собрали дружинники Алексы у разбитого становища у Ецкого оврага, да несколько сотен коней, что пригнали дружинники из-за холма, порубив половецких коноводов. И сейчас за холмом в темноте гоняли эти табуны дружинники, маяча среди неоседланных лошадей с выставленными вверх копьями, покрикивая и переговариваясь. И все эти табуны ходили по большому кругу. Вот и подумали те, кто в живых остался, что и правда русичи к городу идут всю ночь. И прошла их уже не одна тысяча.

Вожди подскочили со своих подушек, кто-то из шатра выбежал, созывать своих начал. А тут в шатер втащили еще одного раненого. Тот, увидев Илью с Чеботком, за саблю было схватился, да силы его оставили. Дали ему напиться, выслушали, как на становище у Ецкого оврага наскочили откуда ни возьмись свежие силы дружины киевской. И как всех порубили. Почти две сотни воинов погибли под копытами и саблями русскими.

И тут кто-то в шатре вспомнил, что и в прошлую ночь к Чернигову прошел большой отряд русичей, перебив по пути половецкие заставы. Тут Илья понял, что говорили уже о сотне Алексы Всеславича, которая прошлой ночью пробивалась к городу.

– Видите, храбрые вожди, что я вам правду говорю? – громогласно осведомился Муромец. – Мне хитрить ни к чему. Мы с вами веками жили бок о бок в этих землях. И враждовали, и мирились, и торговали. Всякое было, но никогда мы не хотели, чтобы смерть собирала свою жатву так, как будет собирать завтра. Вас Итларь на убой привел. Ему Олег нужен и Чернигов. Он за это вашей крови не пожалеет.

Чеботок держал под уздцы коней, а Илья стоял у врытого в землю столба-коновязи, сложив руки на груди, и смотрел, как пустеет лагерь. Быстро сворачивались шатры. Сборы были недолгими. Каждый род уходил, не дожидаясь других. Опустела земля возле костров, да и сами костры стали тухнуть, как будто не хотели тягаться со светлеющим небом над лесом, не хотели дожидаться восхода солнца. И когда первые лучи позолотили кроны деревьев, в поле осталась лишь притоптанная трава да черные угли на месте костров.

– Неужто это мы, Илья? – восторженно заговорил Чеботок. – Ушли ведь поганые, совсем ушли.

– Самому не верится, – улыбнулся Илья, повернувшись к товарищу. – Видишь, как получается: за сабли не хватались, в чистом поле не сходились, а город отвоевали.

– Ох и хитер ты, Илья Иванович, – покачал головой Сила. – Не зря тебя даже сам князь Владимир давеча послушался.

– Ну, насчет князя ты не загадывай, – помрачнел Илья, – что у него на уме, нам с тобой знать не дано. А это не наши ли там едут?

Чеботок повернул голову в сторону холма и тоже увидел, как, растянувшись по степи, к покинутому становищу медленно подъезжает сотня Алексы Всеславича. Дружинники настороженно осматривались по сторонам, поглядывали на погасшие костры и следы половецкого лагеря. Наконец, подъехал сам сотник.

– Что скажете, други? – спросил он, озадаченно глядя по сторонам. – По всему видно, их тут тысячи были. И вон там костры горели всю ночь. И дальше за городом шатры стояли. А сейчас нет никого. Неужто поверили и ушли? Не захотели в битве с неисчислимой русской ратью встретиться?

– Так ты, Алекса Всеславич, уж больно похоже шумел там за холмами, – развел руками Илья. – Что бы мои слова, коли не ты с другами! Многих потерял?

– Нет, не многих, – помрачнел Алекса, стискивая ремень повода. – Шестеро там, у холма, поперек седел лежат. Да раненых два десятка. Кто не сильно, а кто, может, и до вечера не доживет.

– В памяти нашей останутся, – вздохнул Илья. – Все ж малой кровью мы обошлись. А что бы тут было, начни мы сегодня большую сечу против всех. И против Олеговых дружин, и против половцев. А Олег ведь был в городе? Может, теперь и он откажется от своего, не станет поднимать черниговцев против Владимира?

– За Олегом и без половцев рать стоит большая. Уж не меньше, чем Владимир с собой привел. Да и хан Итларь по ту сторону города в степи в становище своем. А у него немало при себе воинов, те могли и не уйти. Как-то будет еще, неведомо, Илья Иванович.