Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но Вербинский утверждал, что проверил тестами кровь ромалов. И не нашел никакой нулевой группы…
И тут я зачем-то встрял в его монолог. Брякнул: большинство людей уверены, что существуют четыре группы крови. Но это ведь неправильно, потому что есть еще положительный и отрицательный резус-фактор. В результате возможных комбинаций больше, чем четыре. Их даже не восемь…
Тут я запнулся, но видя интерес Вербинского, решил поумствовать и предположил, что все дело в некачественных приборах, в нашем избыточном материализме. Мол, кровь нулевой группы – не обязательно другой группы. Просто мы не фиксируем те параметры, которыми кровь цыган отличается от крови обычных людей. А надо ввести поправку на нематериальное. Ведь, например, ясновидение тоже невозможно объяснить с помощью законов физики, химии или математики.
Вербинский даже вскрикнул. Честное слово, в этот миг я окончательно понял: он – одержимый! Врач, больной идеей. Он вцепился мне в плечо так, что я чуть не заорал от боли.
– 3D-энергетический спектр! – прошептал он, впиваясь в меня таким взглядом, что у меня волосы встали дыбом. – Объемный резонансно-энергетический спектр! Вот он, ключ!!!
Бросился к своей чудовищной установке, схватился за какие-то бумаги. Захохотал, как припадочный. Уронил очки. Кажется, оправа погнулась, но Вербинский даже не обратил на это внимания: колотил ладонями по столу и орал что-то совершенно нечленораздельное.
Я стоял в стороне, с ужасом глядя на врача. Потом в лабораторию набились люди в белых халатах, они толпились вокруг Вербинского, что-то горячо, возбужденно обсуждали. А меня – под конвоем – увели обратно в «загон». В этот раз дело ограничилось анализами крови и беседой «за жизнь» с Олегом Борисовичем…
Теперь, записав все на бумагу, еще раз прогнав события и переварив их, я, мне кажется, окончательно разобрался, чем занимается наша лаборатория. И мне становится страшно, очень страшно. Неужели все так? В придуманную схему отлично вписываются и повышенная секретность лаборатории; и чудовищно дорогое медицинское оборудование, спрятанное под центральной полусферой; и даже карантинные бараки в боковых куполах, про которые шепотом рассказал кто-то из товарищей по несчастью.
Теперь начинаю понимать, почему нас всех называют «подопытными кроликами», а эту половину лагеря – «загоном». Если Вербинский действительно занимается разработкой чудо-препарата – панацеи от тысяч страшных болезней – ему нужны жертвы, для испытания модификаций вещества. Значит, сначала «кролику» вводят разработку Вербинского. Потом прививают какой-то смертельно опасный вирус. Ужасно…
Оттого и существуют карантинные блоки – пока Олегу Борисовичу не удалось создать препарат. Потому и мечется врач, как одержимый. Впрочем, какой он врач? Убийца! Сколько человеческих жизней на его совести?
Мы все – не «кролики». Нет. Живые покойники. Вербинский будет вводить в кровь модификации препарата – одной жертве, потом другой. Проверять, как развиваются вирусы в организме умирающего. Отдаст концы один живой труп – возьмут «на опыты» следующий. Вот для того нас здесь и держат. Страшно…
Может, лучше было остаться на зоне? Я б давно умер, от рук Куцего и Чирика. В тот момент казалось: ничего не может быть хуже. Теперь не смогу спать. Что, если завтра, во время тестов, мне введут препарат Вербинского? Никто ведь не предупредит. А затем привьют какую-нибудь страшную болезнь. То же «коровье бешенство», специальную разновидность для людей. Или же лихорадку Эбола, про которую обожает вспоминать Вербинский… Я умру в жутких мучениях, со страшными носовыми кровотечениями, с кровавой рвотой и поносом. Или, как при «коровьем бешенстве», мой мозг превратится в пористую губку?
Господи, помоги мне выбраться отсюда! Решено: буду искать возможность для побега. С этого дня начинаю исследование защитного периметра жуткого лагеря смерти…»
Следы Инженера отыскались в одном из городских моргов. Людям Яреса пришлось затратить немало усилий, чтоб узнать, куда отправили тело Владлена Завацкого. Начальнику службы безопасности лаборатории «Ноев ковчег» удалось довольно быстро установить, что Инженер погиб в первые секунды после аварии. Это было зафиксировано в протоколах осмотра места происшествия сотрудниками дорожно-постовой службы и органов внутренних дел.
На том легкая часть поисков закончилась. Сотрудники МВД не знали, куда труповозка повезла тело Завацкого. В моргах царил чудовищный бардак с неопознанными трупами, в какой-то момент Ярес даже опустил руки.
Люди из «Ноева ковчега» бродили среди десятков трупов бомжей и пьяниц. У некоторых «жмуриков» были привязаны бирки к ногам, у некоторых – нет. Сотрудники службы безопасности довольно быстро поняли: в моргах работают люди с необычным чувством юмора, к тому же склонные к выпивке в любое время суток.
На конкретный вопрос – видел ли ты этого человека – самым распространенным ответом было: все возможно. Если люди Яреса проявляли нетерпение, настойчивость, то их вели к холодильникам, предлагая оценить масштабы «производства»…
– Выбирай любого! – пьяно ухмыльнувшись, предложил главе службы безопасности один из работников морга. – У меня тут полтора десятка неопознанных трупов. Половина из них – русские, русоволосые, среднего возраста. А черты лица после смерти меняются, у некоторых разглаживаются, у некоторых борода или усы вырастают. Хочешь, подойди, посмотри на них. Как я его опознаю по фото, сделанному при жизни? Ко мне он в другом виде попал. Если вообще попал…
Спустя несколько часов Ярес почувствовал: еще немного, и он свихнется. Вопреки мнению, что после смерти черты лица разглаживаются, а выражение становится умиротворенным, в большинстве случаев такого не происходило.
Полные муки, искаженные страданием лица кричали о том, что жизнь в мегаполисе – суровая война, на которой гибнут десятками и сотнями. Идет ежедневная схватка за жизнь, за право остаться тут, на Земле, побороться за кусок счастья, за мифическое завтра, и – черт побери – сколько людей не выдерживают в этой битве, уходят в другое измерение, проиграв более сильным и удачливым…
Ярес держал в руке открытую литровую бутыль водки, то и дело прикладываясь к ней. Обжигающая жидкость глушила мысли, не давала сконцентрироваться на думах о себе, о собственном завтра…
Начальник службы безопасности отогнал прочь все. Была только одна мысль, которую следовало держать в голове. Найти тело Завацкого. Любой ценой. И в конце концов Яресу улыбнулась удача. Он даже не смог бы сказать, седьмой это был морг или десятый по счету. Залы с покойниками слились, превратились в одну сплошную ленту.
– Вроде есть такой, – долго и бессмысленно пялясь на фото Инженера, сказал мужичок, которому на вид было лет шестьдесят. – Да, похож. Только ко мне он другим приехал. Весь кровью был перемазан – и лицо, и одежда. Кажется, в аварию попал. А имя? Не, никто не знал, да. К нам без документов… Когда? Да сегодня! Кажись, с утра…
Ярес почти протрезвел. Оставив работнику морга початую бутылку водки, «быки» двинулись по рядам, внимательно изучая лица мертвецов. Они обошли зал два раза. Начальник службы безопасности в недоумении глянул на «стрелочника», сидевшего в обнимку с бутылкой. Кажется, тот начисто утратил последние крупицы рассудка. Кемарил на полу, глупо улыбаясь.