Голоса ориентов притягивали и завораживали. В песне слышались одновременно мольба и вызов — это была боевая песня и молитва. Она звучала в унисон бушующему морю, набирала силу, рокотом волн разносилась над дворцовым комплексом, билась то в одну вершину горы, то в другую, и неожиданно затихала, как отступающая от кряжа волна. Затем всё повторялось.

— Где маркиз Бархат? — спросил Адэр.

— На нижнем плато, — ответил Эш и тихо добавил: — По-моему, он слегка не в себе.

— Мой правитель! Вам лучше вернуться в замок, — раздался за спиной голос Мебо. — Неизвестно, чем этот обряд закончится.

— Уж точно не жертвоприношением, — откликнулся Эш.

— Их песня сводит Лайдару с ума, — проворчал Кангушар. — Мой правитель, разрешите разогнать сборище.

Адэр поискал глазами моранду. Парень сидел в центре толпы и выл в безлунное небо. Адэр пробрался к зверю (Драго успел кинуть на снег свой плащ) и сел рядом с Парнем. Закрыл глаза и отдался уносящей в таинственную даль песне морского народа.

***

Ориенты выбирались из трюма, скользили по обледеневшей палубе, падали, ползли и усаживались вдоль канатов и тросов лицом к берегу.

— Что происходит? — пробормотал Иштар, наблюдая за ними.

Волны поднимали и роняли шхуну, окатывали людей, тянули за собой, швыряли в фальшборты, так и норовили выбросить морской народ в море. Крепко обхватив друг друга ногами, ориенты превратились в звенья одной цепи. Цепь изгибалась, растягивалась, уплотнялась, но не разрывалась на части.

Когда над морем понеслись голоса, Иштар зажал уши: человек не может издавать такие звуки. В его запястье впились острые пальцы.

— Ты привыкнешь, — прокричала Малика.

— Что они делают? — просипел Иштар.

— Говорят с Богом моря.

Перебирая руками по лееру, Малика добралась до Муна и Йола и втиснулась между ними.

Иштар слушал дыхание моря и боевую песню ориентов. Насколько удивителен этот народ, с которым по стечению неведомых обстоятельств его столкнула судьба. Не было ни плача, ни жалоб, ни требований, ни стенаний на злой рок. Голодные, замёрзшие, с почерневшими лицами и обмороженными руками, эти люди не утратили человечности. Сколько раз они стягивали с себя одеяла и укутывали Иштара. Отдавали ему последний кусок хлеба, грели в ладонях его кружку и не спрашивали, когда же придёт конец их мучениям.

Ориенты пели, слившись воедино с бушующей природой. Иштар смотрел на далёкие манящие огни. Ветер хлестал по лицу. Ледяные брызги обжигали щёки. Пальцы примёрзли к планширю и потеряли чувствительность. Но это его не беспокоило. Главное, чтобы песня звучала. Вдруг Иштар понял, что читает в полный голос молитвы своему Богу. Запрокинул голову и закрыл глаза. Бог один, он их услышит.

— Иштар! Спускай лодки!

Он поднял веки. Утро… Свинцовые тучи оторвались от воды; в узком просвете виднелся кряж. Море волновалось, но волны были покатыми, округлёнными, будто по ним прошлись наждаком.

Люди смотрели на Иштара и продолжали петь.

— Иштар! Быстрей! — крикнул рулевой.

Подгоняемый песней он подбежал к лодкам. Перед тем как отдать стопор, глянул на вторую шхуну и обмер: за ней бушевало море. Повернулся в одну сторону, в другую, посмотрел назад. Вокруг продолжался шторм; спокойной была только полоса, ведущая к тоннелю в скале. Шестое чувство подсказало: когда на суднах затихнет песня, полоса исчезнет.

Иштар зрительно измерил расстояние до кряжа. Далеко. Несколькими взмахами вёсел не обойтись. Вдобавок ко всему потерян штормтрап, и людям придётся съезжать в шлюпки по канату — это займёт намного больше времени, чем спуск по верёвочной лестнице.

Иштар выхватил у сигнальщика факел, замахал над головой:

— Слушай мою команду! Шхуна-1! Вытравить якорь-цепь на треть! Шхуна-2! Нос в корму! Всем! Вступаем под все паруса!

***

Из оцепенения вывел чей-то голос:

— Шхуны!

Адэр ухватился за влажную шкуру Парня, кое-как встал; в занемевшие ноги хлынула кровь. В утренней дымке сидели тысячи ориентов. Их песня теперь была похожа на стон, словно одной протяжной нотой они пытались удержать ветер. Адэр перевёл взгляд на море. Его закрывали тяжёлые свинцовые тучи.

Огибая толпу морского народа, к дворцу мчались стражи и защитники. Им предстояло спуститься в пещеру и встретить лодки. Между ориентами пробирался Вилар. Адэр недовольно повёл плечами. С кем не хотелось находиться сейчас рядом, так это с другом.

Вилар упёрся руками в колени. Проговорил, задыхаясь:

— Всё, Адэр. Всё. Скоро всё закончится.

Адэр двинулся через площадь.

— Ты куда? — прозвучало в спину.

— В замок.

— Ты не встретишь их?

— Слишком много суеты.

Адэр спустился на мраморное плато и встал рядом с Эшем и Кангушаром. Сквозь седую дымку просматривались надутые паруса. Шхуны, одна за другой, стремительно приближались к кряжу.

— Как долго они смогут удерживать шторм? — спросил Кангушар.

Только тут Адэр увидел, что парусники разрезают носами лёгкие волны, а чуть дальше, до самого горизонта бушует море.

— Когда на шхунах перестанут петь, — ответил Эш.

— Я смотрю, ты с ними подружился. Тебе доверяют тайны.

— Ты засиделся в Лайдаре, Кангушар.

— У меня всё впереди.

Хмурясь, Эш следил за шхунами:

— Слишком близко. Если Иштар не впишется между скалами…

— Впишется, — перебил Кангушар. — Он своё дело знает.

Адэр посмотрел на командиров. Один действующий, второй бывший, они поменялись не только местами, но и образом мыслей. Недавно Кангушар был более терпимым, менее жёстким, принимал компромиссные решения и не задирал подбородок, как сейчас. Власть перерождает человека.

— Герцог Кангушар, — проговорил Адэр. — К Иштару вы относитесь уважительнее, чем к ориентам. Почему так?

— С ракшадами мне нечего делить, — ответил командир и, отвесив поклон, направился к ступеням.

— Это пройдёт, — усмехнулся Эш, глядя Кангушару в спину.

Количество парусов убавилось. Шхуны остановились. На палубах сидели люди, но рассмотреть их лица не удалось. На воду упали четыре шлюпки. С одного корабля ориенты спускались по верёвочной лестнице, с другого съезжали по канату.

Лодки медленно приблизились к кряжу, но никак не могли войти в тоннель, их относило волной. Движения гребцов были вялыми, неловкими. На вёсла сели женщины (или так казалось сверху?), и борьба с волнами началась заново. Наконец лодки скрылись из поля зрения.