Малика ворочалась. Иштар смотрел на крошечный огонёк в лампе и слушал, как волны бьются о борт шхуны. Каждый удар был чуть слабее предыдущего.

— Меня снова тошнит, — пробормотала Малика.

— Как же с тобой тяжело.

— С тобой легко.

— Не огрызайся. Представь, что видишь горизонт или неподвижные огни.

— Не получается.

— Подумай о чём-нибудь приятном.

— Надо быть идиоткой, чтобы рядом с тобой думать о приятном.

— Или ракшадкой, — добавил Иштар.

— Идём на палубу.

— Ну, уж нет. Мне сейчас очень хорошо. Я лежу в горячей ванне и наблюдаю за тобой.

— И что я делаю? — спросила Малика вкрадчиво.

— Ты сидишь на бортике ванны. Ты принесла мне вино. Подогретое, со специями, в глиняной кружке. Сто лет не пил. А ты пила подогретое вино?

— Я и холодное ни разу не пила.

— Не обманывай. Я вижу, как ты тайком делаешь глоток.

— На краю ванны сижу не я. Ты ошибся, Иштар.

— Ты пришла, потому что я не бросил тебя, переодел, согрел, провёл урок и уложил спать. Ради тебя я забыл свои принципы.

— За что мне такая честь?

Иштар обнял Малику одной рукой, другую руку подсунул ей под голову:

— Ты человек моей стаи. Теперь в моей стае два одиноких человека-волка.

— Тогда я не волк, я волчица.

— Да, волчица. Когда Всевышний раздавал тела, твоей душе надо было встать в другую очередь.

— Некому было подсказать.

— За час я сделал для женщины столько, сколько не делал за всю жизнь. В благодарность за это ты принесла мне вино. Ты не могла не прийти… Ты же придёшь?

Малика вздохнула.

— Это да или нет? — спросил Иштар.

Выдержав паузу, она ответила:

— Я принесу вино. Но в ванную не зайду.

— Я пошёл против всех своих принципов, а ты не можешь поступиться всего одним?

— Не могу.

— Волчица должна чем-то жертвовать ради волка, если волк ради неё жертвует всем.

— Я не из твоей стаи.

Иштар вытащил руку из-под головы Малики. Приподнялся на локте:

— Вставай, женщина.

— Это ещё зачем?

— Слышишь, как тихо? Мы в раю.

Малика подтянула плед к подбородку:

— Иди. Потом расскажешь, как там.

Иштар вышел на палубу. Над головой раскинулось огромное небо. Игривые волны перекидывали друг дружке отражения звёзд. Моряки сидели под фальшбортом и глядели через прорези в сторону кряжа. В свете бледнеющей луны по зыбкому морю летели лодки.

Пока люди выводили ориентов из трюма и спускали их в шлюпки, Иштар стоял на носу шхуны, с жадностью хватая ртом морозный воздух. Дни свободы закончились. Его ждёт душная одиночка и голый сад за решёткой.

— Иштар! Мы готовы!

Он перелез через фальшборт и, держась за канат, окинул взглядом шхуну. Капитан покидает судно последним.

***

Вёсла с всплеском опускались в чёрную воду. Движения стражей были мощными, слаженными. Ориенты кутались в одеяла и вглядывались в полумрак тоннеля. Широко расставив ноги, Иштар стоял в лодке. Сидя между стариками, Малика смотрела на обнажённую могучую спину и царапала ногтями мокрую скамью. Тело казалось чужим: непослушное, молчаливое, после голодовки почему-то тяжёлое. Сердце усталыми толчками гнало по жилам ледяную кровь. И до сих пор тошнило. Это была не морская болезнь — тех, в ком течёт кровь ориентов, не укачивает в море. Тошнило от запаха рыбы, которым был пропитан каждый закуток, каждая доска рыболовной шхуны. Вонь исходила от глухо застёгнутой куртки, от пледа, накинутого на колени. Мысли — в отличие от окоченевшего тела — были жгучими, болезненными. Малика смотрела в затылок ракшада, на смоляные волосы, собранные в конский хвост, и нанизывала минуты прошедшей ночи на прочную нить памяти.

Иштар не догадывается, что она увидела намного больше, чем он хотел ей показать, и услышала то, что он прятал за словами. Его криводушная забота, лживые рассуждения, мерзкий «урок» с подоплёкой — это шаги к цели, которую он перед собой поставил. Ему нужен сообщник или осведомитель; нужен человек, который поможет претворить в жизнь его гнусные планы. Иштар ещё не знает, что Малика — уже никто. За воротами Лайдары их пути разойдутся: она отправится в Ларжетай, его повезут в замок Адэра. Пленнику придётся искать другого помощника: слугу, горничную, охранителя или стража.

Малика смотрела на сжатые кулаки Иштара и думала, с кем ей поделиться своими подозрениями. Она не сумела окружить себя людьми, которые поверили бы ей на слово. Так уж сложилось, что морун оболгали, исказили всё, чем они живут, к чему стремятся и во что свято верят.

Лодка вынырнула из тоннеля, царапнула днищем пол пещеры. Яркий свет факелов резанул по зрачкам. Малика не успела опомниться, как оказалась на руках Иштара. Он бросил на неё хищный взгляд, переступил через борт и пошагал вверх по ступеням. Стражи подхватили стариков на руки, пошли следом.

Малика рассматривала татуировку на виске Иштара — гибкую ветвь с шестью листьями. Нижние четыре закрашены чёрным — эти братья мертвы. Затем идёт лист пятого брата, Шедара. Он правит Ракшадой почти десять лет. На конце ветки лист последнего потомка династии Гарпи — Иштара.

Если в ближайшее время у Шедара не родится сын, Иштар взойдёт на престол самой могущественной страны в мире. Человек, у которого не было шанса надеть корону, находится в шаге от вершины власти. Человек, для которого женщина — низшее существо, несёт женщину на руках. Несёт как свою собственность, как добычу. Малика сжалась — не её ли потребует Иштар у Адэра как плату за помощь ориентам? А вдруг Адэр уже пообещал?

Крутую лестницу сменил длинный коридор и новый подъём по ступеням. Наконец молчаливая процессия пересекла холл и приблизилась к выходу из дворца Зервана. Стражи распахнули двери.

Малика попросила Иштара поставить её на пол. Вышла на дворцовую площадь и набрала полную грудь хрустально-чистого воздуха, пытаясь вытравить из лёгких вонь рыбьих потрохов.

Раннее утро встретило колючим морозом. Ветер смешивал горьковатый аромат елей с запахом обледеневших скал. Под ногами качалась земля. Сквозь шум в ушах пробивались радостные возгласы людей, бегущих через площадь к дворцу.

— Малика!— воскликнул Вилар и стиснул её ладони.

Он задыхался от счастья. А Малика хотела чувствовать тепло рук другого человека, хотела смотреть в синие глаза, но смотрела в золотистые и еле сдерживала слёзы.

— Идём, Малика. Идём, милая,— просипел Мун, ковыляя через площадь вместе со стражами и ориентами.