Володя с оторопью смотрел на ее искаженное ненавистью лицо, молчал. У него мелькнула мысль, что он совершенно ее не знает, и появилось странное чувство… тоскливое предчувствие беды, и он подумал, что устал и что плата слишком велика. Как всегда в минуты волнений, он куснул себя за большой палец, сделал усилие, соображая, чем отвлечь Веру, и, не придумав ничего лучшего, спросил:

— А ее мать… она что, так и не дала о себе знать? Ни разу? Открытку на день рождения дочки, мать ведь…

— Замолчи! — в ярости закричала Вера. — Я же говорила! Я же тебе рассказывала… Господи, не мучай меня! Я не хочу говорить о ней!

Она зарыдала. В гостиную заглянула Лена, взглянула вопросительно. Володя махнул — иди, мол, не до тебя! И она молча выскользнула…

— Пошли купаться! — предложила Ника.

И они пошли к горе искать речку. Капитан бежал впереди, поминутно ныряя в кусты и выныривая то сбоку, то сзади, то далеко впереди. Тогда он останавливался и поджидал их. Репьев на шкуре прибавилось.

Речка стала новым источником бурных восторгов. Она резво и шумно бежала по светлым голышам, завертывалась бурунчиками, падала водопадами, бурлила и вдруг исчезала под пышными кустами ежевики и крапивы. В стороне от тропы была тихая заводь размером с ванну, и глубина там чувствовалась серьезная. Между голышами сиял белый песок. Если честно, это был скорее ручей, чем речка.

— Знаешь, как она называется? — спросила Ника.

— Как?

— Зоряная! Зоряная речка. Зорянка.

— Речка? Тоже мне речка! — хмыкнул Тим. — Ручей, а не речка. И название странное. — Я бы назвал Торопыга, или Болтун, или… Барабашка. Не знаю!

— А по-моему, красиво. Когда-то давно здесь была большая река.

— И пароходы плавали.

— Ага! Однажды археологи нашли под песком черепки греческих амфор, представляешь?

— Легенды нашего квартала, — не поверил Тим.

— Ты такой пессимист, просто ужас! Осторожно! — закричала она, видя, что Тим собирается броситься в воду. — Там омут!

Но было поздно. Тим плюхнулся в темную воду и исчез. Капитан вскочил на ноги и взлаял. Ника испуганно вглядывалась в воду, но там только круги расходились.

— Тим! — закричала она отчаянно. — Тимка!

И недолго думая, тоже прыгнула в воду, Капитан — следом. И тут мячиком на поверхность выскочил Тим. Воды было ему по грудь. Всего-то.

— Как ты меня напугал! Я думала, ты утонул! — Ника чуть не плакала.

— И бросилась спасать?

— Я не знала, что делать! Почему она такая темная? Прямо омут!

— Наверное, из-за тени. Там густая тень, видишь, ветки прямо в воде. Иди сюда! — Он подхватил Нику на руки и окунул. Она взвизгнула…

…Они лежали, примяв дикую мяту, синие колокольчики, хрустящие стебли бычьей крови и бледно-сиреневые астры. Сочные, мощные, чуть не в человеческий рост стебли послушно и мягко легли под них.

— Не нужно, Капитан смотрит! — прошептала Ника.

— Брысь! — негромко сказал Тим. Капитан не двинулся с места, сидел сбоку, крутил головой на всякий посторонний шорох. — Он не обращает внимания, не бойся.

Такой постели у них еще не было! Потревоженные травы надрывно благоухали, потренькивали птицы, перескакивая с ветки на ветку. Рассеянный солнечный свет бродил по лесу, листья опали от зноя, где-то сверху угадывался благодушный Детинец.

— Тут можно жить, — сказала Ника. — Даже без палатки.

— Ночью холодно. И волки.

— Не ври, здесь нет волков.

— Я видел одного ночью.

— Это был Капитан!

— Не уверен, — мрачно покачал головой Тим. — Совсем не уверен.

— Тимка, не пугай меня, я все равно не боюсь!

Он прижал ее к себе. Они снова стали целоваться.

— Не торопись, — шепнула Ника, не отрываясь от его рта. — Ты знаешь, здесь все по-другому. Мы как древние люди, да? И все это ритуал: эта купель, трава, гора и мы!

— И волк по кличке Капитан. Ты полосатая от солнца…

Они лежали нагие, их длинные тонкие тела казались бледными невиданными растениями — возможно, грибами или побегами гигантских папоротников…

…Ника научилась печь хлеб. В полнейшем восторге она затормошила спящего Тима и закричала:

— Смотри, что я принесла! — Она положила ему на живот рыжий каравай, одуряюще пахнущий только что испеченным хлебом. — Горячий еще! Вставай, будем завтракать.

Теплый хлеб, парное молоко и мед — так завтракали, наверное, олимпийские боги.

— Кофе не хочешь? — спросил Тим.

Ника только головой мотнула — была занята, слизывала мед с пальцев.

— Знаешь, у них тут натуральное хозяйство. Как тысячу лет назад. Хлеб сами пекут, мед, сахар не нужен, яблоки, груши, вон, сколько шелковицы, и еще огород.

— А мука откуда? — снисходительно отозвался Тим. — Вот если бы и пшеницу сеяли…

— Не обязательно! Их племя выменивает муку на мед. И соль, и лен. Здесь нет ни газет, ни телевизора, ни телефона. Кстати, ты заметил: нам ни разу никто не позвонил? И электричества здесь тоже нет.

— Телефоны разрядились. Может, смотаемся в город? Купим кофе, газет, увидимся с ребятами, а? В ванне посидим…

— Давай попозже, жалко терять такой день. Кроме того, вечером мы идем в гости.

— Куда?

— Говорю же, в гости. Люба ведет нас к Наталье Антоновне.

— А это еще кто?

— Местная травница.

— Ведьма?

— Не знаю. Люба говорит, Наталья Антоновна врач. Переселилась сюда после смерти мужа, уже давно. Люба сказала, она его уморила! — Последние слова Ника прошептала.

— Как это уморила? Отравила?

— Ага. Он очень болел, а она стала лечить его травами, а они не всем помогают. Он и умер.

— Ничего себе! А кого она теперь морит?

Ника пожала плечами:

— Они тут все собирают травы и грибы. Наталья Антоновна у них за старшую. Остальные совсем простые, вроде Любы. Она умная, начальником была, вроде главным врачом города.

— А много их тут?

— Не очень. Я думаю, их двенадцать, как знаков Зодиака. Причем одни женщины. Вдовы. А некоторые вообще всю жизнь одни. То есть мужчины есть, но мало и совсем старички. У Оксаны две лошади, у других коровы и овцы. Можно купить шерсть, Люба говорит, отдадут задешево. Купим, и я буду учиться вязать. Есть еще Катерина — совсем больная, не встает. Скоро помрет.

— Молодая?

— Катерина? Девяносто!