— А Любе сколько?

— Не знаю. Она совсем молодая, только лицо очень загорело. А так — молодая. И красивая.

— Не заметил.

— Ты просто не смотришь по сторонам. Уткнешься в свой ноутбук, а жизнь проходит мимо!

— Какая жизнь? Какой ноутбук? Какой Интернет? — рассмеялся Тим. — Да здесь время давно остановилось! И стоит на месте, никуда не идет. И вай-фая нет.

— Идет! Здесь тоже бывает зима. Гора стоит белая-белая, снег сыплет и сыплет. Мы приедем сюда зимой встречать Новый год на вершине, хочешь?

— Их же тут совсем засыпает.

— Ага! Даже Мишкина лавка не приезжает до самой весны.

— А деньги у них есть?

— В каком смысле? — удивилась Ника.

— В смысле купить что-нибудь, ну, там, керосин, соль? Спички, свечки какие-нибудь. На случай войны.

— Очень умно! По-моему, нет. Мишка берет у них мед, шерсть, сушеную траву и грибы и привозит что заказывают. Зачем им деньги? Может, у Натальи Антоновны и есть… Знаешь, у них был движок, давал электричество, сломался, два года уже. Люба спрашивала: может, ты посмотришь?

— Посмотреть можно, только я в них слабо понимаю.

— Ну хоть посмотри. У вас, мужчин, другой менталитет — вы должны чувствовать технику, я читала. Люба говорит, почти совсем новый. Она попросила Мишку, но тот вечно спешит, сильно деловой. А по-моему, просто не умеет. Люба говорит, он вообще какой-то недалекий и закладывает.

Тим пожал плечами:

— Мужик как мужик. Насчет движка… если настаиваешь, посмотрю, не жалко. Менталитет действительно разный — рад, что ты это понимаешь. — Тон у него был снисходительным.

— Ой-ой-ой, какие мы сложные!

— А то!

Он шутливо толкнул ее в плечо, она ответила, он толкнул еще раз, она расхохоталась…

— Оперативное совещание Клуба считаю открытым, — сказал Монах. — Что удалось нарыть?

Члены Детективного клуба уютно устроились под крылом у доброго Митрича. Пили пиво и беседовали на разные интересные темы. Как обычно, как всегда. На сей раз интересной темой была история семейства Мережко.

— Кое-что. В который раз прихожу к выводу, что счастливых семей не бывает, кого ни возьми, обязательно трагедия, слезы, надрыв. И счастливых браков тоже не бывает. Взять хотя бы тебя: ты был женат трижды и всякий раз сбегал, а почему?

— В корне не согласен, Леша. Когда человек твердо знает, чего хочет, все в порядке. А когда постоянные ожидания халявы, все ему должны, карьера не задалась, жена вечно недовольна, любимая женщина на стороне тоже недовольна и чего-то требует, машина — стыдоба и так далее… какое уж тут счастье? Завышенные ожидания и непременно фрустрация в итоге.

— Неужели? И какое лекарство? Сбегать?

— Снизить планку или вкалывать за троих. Можно сбечь, но всегда одно и то же, от себя не сбежишь. Если ты намекаешь на меня, то я сбегал вовсе не потому.

— А почему?

— Я бродяга, ты же знаешь. Лес, горы, костерок… какая, к черту, семейная жизнь? Кроме того, не я уходил, уходили они.

— А ты только сбегал, — скептически заметил Добродеев.

— Именно. Знаешь, какая разница между «сбежать» и «уйти»?

— В скорости?

— Я всегда ценил твое чувство юмора, но сейчас ты ошибаешься. Это абсолютно разные по смыслу слова. Когда мужчина сбегает, он, как правило, возвращается, сбегают на время: попить пивка, половить рыбу, встретиться тайком с прекрасной незнакомкой. А вот «уйти» — это серьезно, Леша. Это надолго, если не навсегда. То есть я сбегал, а они уходили, не дождавшись меня. А ведь я всегда возвращался. — Монах грустно покивал. — Жизнь страшно несправедлива, Леша.

— И нет лекарства?

— Как нет! Есть, конечно.

— Интересно послушать.

— Я же сказал! Опустить планку или заняться делом, придумать себе хобби, не ждать халявы, а вкалывать. Лично я опустил бы планку. Человеку нужно немного…

— Например? Тебе лично?

Монах задумался, загадочно глядя на Добродеева. Потом сказал:

— Чтобы было интересно: новые люди, загадки, еще топать по бездорожью и ночевать у костра. Не сотворять себе кумира. Тебе не подходит, ты у нас сноб, ты погряз в стиле и комфорте, у тебя связи.

— Чего это я сноб? — обиделся Добродеев.

— Того. Кофе в парке тебе не хорош, галстук-бабочка прямо с утра, костюмчик запредельный, крокодиловые туфли… в отличие от меня. — Монах вытянул ногу в китайской матерчатой тапочке с драконом, повертел.

— Какой крокодил, Христофорыч! Туфли как туфли, самые обыкновенные.

— Да? Тогда ладно, живи дальше, — ухмыльнулся Монах. — И еще. Нужно философски подходить к реальности, твердо памятуя, во-первых, про полосатую зебру, про свет в конце туннеля и праздник на твоей улице, а во-вторых про удачу и шанс. И самое главное — чтобы было интересно, как я уже сказал ранее. При позитивном настрое даже мелочи потрясающе интересны. Дождь, трава пахнет с ума сойти как, желудем прилетело по тыкве, фирмовый канапе Митрича с колбаской и маринованным огурчиком под пивко, даже дрянной кофе в парковом кафе… Сидишь под развесистой липой и смотришь на реку, а там кораблик пыхтит, музыка доносится, вода бликует, бьет в глаза, а ты жмуришься и радостен.

— Ты хочешь сказать, что ощущение счастья человек носит с собой? — догадался Добродеев. — Или в себе? Мысль не нова.

— Счастья, несчастья, неудачу, радость, судьбу и так далее. Да. Весь этот скарб каждый из нас таскает с собой, на собственном горбу. Мысль не нова, ты прав.

— А если кирпичом по голове? Не желудем, а кирпичом? Это тоже с собой?

Монах загадочно смотрел на Добродеева, пропускал бороду сквозь пятерню, молчал.

— Ну! — поторопил его журналист. — Открой как волхв обывателю. Личность сама решает свою судьбу или готовая программа и короткий поводок?

— Не знаю, Леша, — сказал наконец Монах. — И то, и другое.

— Это как?

— Все мы смертны. Это готовая программа или как? Все мы родились от женщины, если не клоны, конечно. Программа? — Добродеев кивнул. — Если айкью у тебя сорок процентов, то Нобелевка тебе не светит. Если ты жадина, тебя не любят женщины. Если ты весишь сто кэгэ, тебя не возьмут в балет. Да сколько угодно. Вот и отдели зерна от плевел. Если в нашу планету влетит метеорит, то кирдык всем — и толстым, и худым. Я хочу сказать, выбираешь ты, но исключительно в заданных параметрах.

— Каких?