Еще три человека вышли из «Одеона», двое остановились послушать.

— Кто это сказал, что у вас существует совесть? — крикнул он, напряженно вглядываясь в слушателей, словно пытаясь по запаху определить, кто именно так считает. — Ваша совесть — выдумка, но если вы полагаете, что она есть, вам лучше выследить ее и убить, потому что она не больше, чем ваше отражение в зеркале или ваша тень.

Он проповедовал с таким воодушевлением, что не заметил, как мимо в поисках парковки три раза проехал большой мышиного цвета автомобиль, в котором сидели два человека. Он не заметил, что автомобиль остановился неподалеку, на месте только что отъехавшей машины, и не видел, как из него вышли Гувер Шотс и человек в ярко-голубом костюме и белой шляпе. Но вскоре Хейз взглянул в ту сторону и увидел человека в голубом костюме и белой шляпе, стоящего на капоте автомобиля. Хейза поразило, каким изможденным выглядит его двойник, и он даже прервал проповедь. Таким он себя представить не мог. У человека, на которого он смотрел, были впалая грудь и длинная шея, руки он держал по швам и стоял, точно ожидая какого-то сигнала и опасаясь его пропустить.

Гувер Шотс ходил по тротуару перед автомобилем, перебирая струны гитары.

— Друзья, — зазывал он, — хочу представить вам Настоящего Пророка; послушайте, что он скажет. Уверен, его слова сделают вас такими же счастливыми, каким стал я!

Если бы Хейз смотрел на Гувера, его бы удивило, каким счастливым тот выглядит, но взгляд Хейза был прикован к фигуре на автомобиле. Он спрыгнул с машины и подошел поближе, не отрывая глаз от зыбкого силуэта. Гувер Шотс простер руки, и человек внезапно закричал нараспев гнусавым голосом:

— Неискупленные сами искупят свои грехи, грядет новый иисус! Ждите чуда! Вы спасетесь в Святой Церкви Христа Без Христа!

Затем снова повторил то же самое точно таким же тоном, только быстрее. А потом стал кашлять. Это был громкий чахоточный кашель, зарождавшийся где-то глубоко в груди и завершающийся протяжным всхлипом. Потом он сплюнул чем-то белым.

Хейз встал рядом с толстой женщиной; та обернулась, оглядела его, потом перевела взгляд на Настоящего Пророка. Поразмыслив, она подтолкнула Хейза локтем и хихикнула:

— Вы с ним что — близнецы?

— Если не выследить и не уничтожить, уничтожат вас,— ответил Хейз.

— А? Кто? — спросила она.

Он отвернулся и зашагал прочь, а женщина смотрела, как он садится в машину и отъезжает.

— Он не в своем уме. — Она тронула за локоть стоявшего рядом мужчину. — Впервые вижу близнецов, которые выслеживают друг друга.

Вернувшись домой, Хейз обнаружил в своей постели Шабаш Хокс. Она съежилась на кровати, обхватив одной рукой колени, а другой вцепившись в простыню, словно собиралась на ней повеситься. Хейз сел на кровать, не удостоив девочку взглядом.

— Я не уйду, даже если ты ударишь меня столом, — сказала она. — Не уйду. Мне некуда идти. Он бросил меня, и это ты его прогнал. Я видела вчера ночью, как ты зашел и поднес ему спичку к лицу. Думала, и так легко понять, кто он такой, без всякой спички. Он просто жулик. Даже не крупный жулик, а так, мелочь; когда ему надоедает всех обманывать, он просто побирается на улице.

Хейз наклонился и стал развязывать ботинки. Это были старые армейские башмаки, которые он выкрасил в черный цвет, чтобы они потеряли казенный вид. Он снял ботинки и снова сел. Девочка с опаской смотрела на него.

— Будешь меня бить или нет? — спросила она. — Если будешь, давай сразу, потому что я не уйду. Мне некуда идти. — По Хейзу не было заметно, что он собирается кого-то бить; казалось, он решил не трогаться с места до самой смерти. — Послушай, — продолжала она другим тоном, — как только я увидела тебя, я сказала себе: вот что мне нужно. Ты увидела карие глаза и рехнулась, девочка! Не важно, что взгляд у него такой невинный, он порочен до глубины души, как я. Одна разница: я хочу такой быть, а он нет. Вот именно! Я хочу быть такой и могу научить, чтобы и тебе понравилось. Хочешь узнать, как это здорово?

Он обернулся и увидел за спиной худенькое личико с большими зелеными глазами.

— Да, — произнес он все с тем же каменным видом, — хочу. — Он поднялся, снял пиджак, брюки и кальсоны, сложил одежду на стуле. Потом выключил свет, снова сея в постель и стянул носки. У него были большие белые и влажные ступни, он сидел и смотрел на их очертания на полу.

— Иди ко мне! Скорее! — Она толкнула его в спину коленом.

Он расстегнул рубашку, снял, вытер ею лицо и бросил на пол. Потом засунул ноги под одеяло и посидел так, словно пытаясь что-то вспомнить.

Девочка очень часто дышала.

— Снимай же шляпу, царь зверей, — сказала она сердито. Потянулась к шляпе, сдернула и отшвырнула во тьму.

На следующий день, около полудня, по переулкам, стараясь держаться ближе к стенам домов, быстро шел человек в черном плаще и низко надвинутой на глаза шляпе. Поля

ее были опущены и касались воротника плаща. В одной руке он нес газетный сверток величиной с младенца, в другой — темный зонтик, поскольку непредсказуемые небеса были угрюмо серы, точно загривок старого козла. Он был в темных очках, а о черной бороде зоркий наблюдатель мог бы сказать, что она фальшивая и прикреплена к шляпе с двух сторон булавками. Зонтик постоянно выскальзывал у него из рук и цеплялся за ноги, словно пытался удержать его на месте.

Он не прошел и половины квартала, как по тротуару застучали крупные грязные капли, а из небес донеслось гадкое рычание. Он кинулся бегом, сжимая в одной руке сверток, а в другой зонт. Обрушившийся ливень сбивал с ног, и он юркнул между двумя витринами в подъезд закусочной, отделанный синей и белой плиткой. Человек чуть опустил черные очки. Бесцветные глаза, показавшиеся над оправой, принадлежали Еноху Эмери. Енох шел к Хейзелу Моутсу.

Он не знал, где живет Хейзел, но инстинкт безошибочно подсказывал дорогу. В свертке скрывалось то, что Енох показывал Хейзелу в музее. Он украл эту штуку накануне.

Он заранее выкрасил лицо и руки коричневой ваксой, в надежде сойти за черномазого, если его заметят. Потом пробрался в музей, миновав спящего сторожа, разбил витрину гаечным ключом, который одолжил у хозяйки квартиры; дрожа и обливаясь потом, вытащил скорченного человечка и запихал в бумажный пакет. Когда он выходил из музея, сторож по-прежнему спал. На улице Енох решил, что раз никто не видел его в обличье цветного, подозрение сразу же падет на него, так что нужна дополнительная маскировка. Так появились черные очки и борода.

Вернувшись к себе, он вытащил нового иисуса из пакета и, не осмеливаясь на него смотреть, уложил в позолоченный ящик, а сам присел в ожидании на краешек кровати. Он ждал, что должно что-то случиться, но что именно — не знал. Он не сомневался, что нечто произойдет, весь его организм ожидал этого момента. Он был уверен, что это будет одно из главных событий его жизни, и все же даже смутно не представлял, что это может быть. Ему казалось, что после этого он станет совершенно новым человеком — даже лучше, чем сейчас. Так он просидел почти четверть часа, но ничего не случилось.