Сама не узнаю свой голос, такой хриплый и отвратительно предательский. Мое нет звучит как да, и это злит и заводит еще больше.

— Пожалуйста, уйди, я не...не хочу.

Голос срывается и вот я уже оказываюсь в другой стороне комнаты. Стоим, тяжело дыша. Смотрим друг на друга, словно на ринге, кто кого.

Пячусь к ванной комнате, рукой указывая ему на выход.

— Прошу тебя, уходи! Или я закричу...

Кивает, и что-то достает из кармана. Кладет на стол и быстрым шагом идет к двери.

И только когда выходит, я наконец выдыхаю, до слез ненавидя саму себя. Правда любопытство оказывается сильнее остальных чувств. Недолго думая, подхожу к столику и разворачиваю конверт, оставленный Илоном.

Внутри фото — я и парень позади. Я и машина, из которой торчит камера. Я и тот же парень с первого снимка, чуть поодаль. Кто-то следит за мной, чтобы что? При чем первые два снимка явно сделаны в моем городе, узнаю улицы и даже свой дом. А вот последний уже здесь, возле супермаркета, то есть совсем недавно. Черт!

Так вот зачем он приходил. Показать мне, что кто-то следит за моими перемещениями по городу. И как мне это расценивать? А что он делает здесь?

Хотя что за глупый вопрос... следит за мной, как и писал в сообщении. Его приставили меня охранять, а я ни черта не понимаю, если честно. Вот совсем ничего. Нужно как-то привести мысли и чувства в порядок после прихода Илона и найти хоть какое-то логическое объяснение всему происходящему.

Забавным кажется то, что он не только успел помотаться незамеченным за мной по всему городу, так еще и когда-то распечатал фотографии. А мог бы и на телефон прислать. При случае надо будет спросить почему он это сделал.

Я наконец одеваюсь, шорты и футболка точно лучше фигового листочка, достаю бутылку газировки и жутко вредную еду из жутко вредного ресторана и сажусь за стол. Можно было бы воспользоваться ноутбуком, который я везде вожу с собой, но на листочке как-то проще и понятнее.

Итак...

Сижу, грызу ручку и не могу привести мысли хоть в какое-то подобие порядка. Они, эти самые мысли, расплываются и куда-то утекают, у меня просто не выходит придумать хоть что-то дельное. Черт!

В бешенстве вскакиваю со стула и пинаю его с такой силой, что он, несчастный, отлетает к соседней стене.

Соберись, Катя! Соберись, черт тебе подери!

Там Лика, у них, Лика, а ты тут ни хрена не можешь включить свой бесполезный мозг. Растекаешься маслом от одного из этих уродов, вместо того чтобы хоть что-то делать.

Итак... попытка номер два. Поднимаю стул, беру ручку, блокнот и пытаюсь записать хоть что-то.

С чего бы начать? Может с начала?

Два года назад Валера приезжает в Питер, знакомится с Натальей и устраивается на работу в соседний супермаркет грузчиком. Очень мило... Придурок! Стоило из-за этого покидать родной город? Грузчиком он мог бы легко устроиться в любой магазин, и даже отец не надавал бы по шее, потому что Валерка его любимчик. Он объяснял бы это тем, что парень временно дуркует, но вскоре образумится и найдет-таки нормальное местечко на хорошем окладе.

А ведь папа и про меня так, наверное, говорит, я ведь тоже работаю не там, где могла бы. Надо же, ругаю брата, а сама-то хороша... мы оказывается хоть в чем-то похожи. Бунтари, ага. Смешно, ей богу! После того дома бунтарский дух этот всего лишь детские проказы. Жизнь не кино и не чай с подружкой по воскресеньям. Не только чай.

И вообще... я ничего не знаю о нем. Ничего. Я даже не знаю, нашел ли он вначале друзей, квартиру эту, и только потом поехал, или разбирался на месте?

Господи, я правда ничего не знаю о брате!

Вскакиваю с места и набираю номер Натальи. Отвечает она не сразу, голос уставший и недовольный.

— Наташ, простите, мне бы только одну вещь узнать.

— Ну? — тут я только понимаю, что она пьяна, — Чего тебе? Задавай и отвали, спать хочу.

— Когда, ну то есть какого числа Валера начал у вас жить?

Молчит вспоминая, что-то кряхтит в трубку. Высчитывает.

— Шутишь? Два года прошло...

— Мне очень надо, правда. Попробуйте все же вспомнить, — умоляю я, и она снова что-то там бормочет, складывает, вычитает, вспоминает какого-то Славика.

Наконец выдает:

— А черт его знает! Вроде в феврале что ли?

— А дату? День?

— Ох... Ну что ты пристала? В середине вроде. Я почему помню-то? У меня сынуля, Славик, приезжал от бабушки погостить, как раз брат твой заселился, так что да... числа пятнадцатого, точно!

— Спасибо большое, — бормочу я и прощаясь кладу трубку.

Вот так так... Уехал брат в январе, сразу после праздников и где же он жил все это время?! С кем общался? Почему не сообщал о себе ничего?

Выходит, что все это время брат жил своей жизнью и тщательно скрывал от нас все, что с ним происходило. А я-то наивная думала, что у Валерки от меня секретов нет, и вообще я его лучший друг.

Нужно получше узнать про его друзей, тех, что на фото. А еще понять, кто фотографировал меня все это время и при чем тут Илон...

* * *

Смотрю на фото, где еще жив брат и вдруг понимаю, что слезы впервые не рвутся наружу вместе со стенаниями о нашей нелегкой доле. Пытаюсь по его глазам прочитать что же в его жизни было не так. Или так?

Да нет... было бы так, не попала бы я в тот жуткий дом, не пришлось бы мне ночевать почти голышом в холодной комнате и просыпаться под чьими-то насильными ласками. Меня бы никто не бил и не унижал, обещая пустить по кругу и сейчас Лика не находилась бы у них. Только думаю о подруге, как вновь начинаю реветь — привычное дело. Каждую ночь я долго, почти до утра плачу в подушку, вспоминая ужасы, проведенные в личной «тюрьме», и так пока не усну, совсем умаявшись от слез.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Теперь еще Лика...

Хватаю телефон, набираю номер, сама не зная, на что надеюсь. На удивление Лика сама берет трубку и долго-долго кричит на меня что-то бессвязное. Что-то навзрыд, истеря и требуя, чтобы я сделала все, что они просили. Не могу вставить и слова в ее крики и молча слушаю все, что так наболело. У нее. У меня. Не знаю сколько это продолжается, прежде чем она успокаивается. Всхлипывает еще, но уже не оглушает, вызывая ужасную жалость.