class="p1">Вера, расправившись с охранниками, наконец сообразил, что нужно разобраться и с магами. Двинулся к машине, на которой стоял парень в капюшоне, но тут асфальт под Верой тронулся и пошёл трещинами. Здоровяк провалился по пояс. Асфальт начал срастаться, превращаясь в ловушку, перемалывая жертву. Напичканный усилителями Вера не сдавался. Рычал, пытаясь выбраться. Но это вряд ли получится. Каменные жернова не одолеть тупой силой. Даже умноженной в несколько раз.

Парень в капюшоне медленно-медленно развёл руки. Держать щит одной левой — это, конечно, круто, но завтра — если он доживёт — рука отсохнет и будет болтаться бесполезным куском мяса несколько дней.

Маг вытянул руку в сторону барахтающегося в асфальте Веры — и с пальцев в чёрной перчатке слетел сноп ярких искр. В следующую секунду искры врезались в Веру, круша защиту и усиление. Вера страшно закричал, судорожно выгнувшись. Асфальт, не встречая больше сопротивления, смял ноги и нижнюю часть спины. Вера замер сломанной марионеткой.

Я с трудом отвёл глаза от застывшей половины человека и прислушался. Что-то изменилось в звуках вокруг.

Лука перестал стрелять. Слева и сверху не доносилось ни звука. То ли решил поменять местоположение, то ли до него добрался мастер теней.

Стоило подумать об этом, как тень от дерева, под которым я притаился, задёргалась. Дьявол! Мастер теней запросто может не знать, что в этой группе Абсолюта крот. И прикончить меня, как, видимо, только что порешил Луку.

Но тени прошли мимо. То ли знали, кто я, то ли это не сам мастер, а всего лишь его разведка.

— Давай! — закричала Белинда

Я вздрогнул и огляделся.

Бель — глупая девчонка! — стояла рядом с парнем в капюшоне. Держала его в объятиях, стянув с темноволосой головы тот самый капюшон.

Дура, что ты делаешь? Зачем так близко...

А потом я заметил торчащее из её спины лезвие.

— Давай! — снова закричала она, повернув голову через плечо.

Совсем рядом грязно выругался сквозь зубы Кэп, честя Белинду последними словами. Интересно, они спали, пока Варрок в тюрьме?

Дьявол, что за чушь лезет в голову!

Кэп вынырнул из-за мусорного бака и замер где-то за моей спиной.

Придётся использовать магию. Бель смотрела на меня через плечо, бледная и яростная. А позади стоял Кэп, готовый разрядить в меня обойму, если я не сделаю то, что должен.

Я и так уже промедлил слишком долго.

Прости, парень!

Мои пальцы коснулись головы куклы, и я на секунду дал болванке серьёзное скуластое лицо полицейского мага. В ладонь скользнула игла из тайника в рукаве — и прошила тряпичную грудь.

Не думать о том, что убил своего. Не думать о том, как буду смотреть в глаза его и своим коллегам. Потом. Если доживу.

Парень рухнул на землю, увлекая за собой Белинду.

— Так их, уродов! — прорычал Кэп. — Теперь за тенью! Сила и воля!

— Сила и мощь, — заученно отозвался я.

Мастер тени не заставил за собой бегать. Тени вздыбились, принимая подобие человеческих фигур, но тут Кэп расхохотался и бросил в сторону силуэтов что-то небольшое и увесистое. Это что-то глухо стукнулось об асфальт и тут же вспыхнуло яростным сиянием.

— Глаза! — запоздало крикнул Кэп.

Но поздно. Я будто ослеп и даже оглох, так много было вокруг нестерпимо белого сияния.

Когда я снова обрёл способность видеть и слышать, Кэпа рядом не было. Он сцепился с магом возле куба. Они катались по покорёженному асфальту с утробным рычанием.

Кэп, видимо, приложился к запасам Веры и накачался усилителями. Я понял, что он задумал, и успел отвернуться, но мерзкий хруст, с которым Кэп вырвал руку мага, не услышать было нельзя.

Я сунул руку в карман, достал болванку. Представить Кэпа легче лёгкого. Мы ведь бок о бок жили почти полгода.

Опоздал. То, что я услышал, нельзя описать. Но теперь я знаю, с каким звуком от тела отделяется голова. Потом она покатилась по асфальту, а Кэп захохотал как ненормальный. Впрочем, почему — как? Он и есть псих.

Меня замутило, но пустому желудку нечего было выдать.

— О, началось! Я активировал взрыватель!

Создание артефактов члены Абсолюта порицали. Но сами артефакты активно использовали. Ради великой цели — можно, как пояснил мне однажды Кэп.

— А где ещё один? — спросил я.

— Попался в ловушку Бель, — оскалился тот. — Надеюсь, ей с того света было смешно глядеть, как его размотало по переулку.

Я уже не слушал. Смотрел на чёрную стену куба.

Стена пошла трещинами. Завибрировала. Сильнее. Ещё. Гул усилился. Трещины стали шире.

— Берегись!

Кэп дёрнул меня, роняя на асфальт, — вовремя: стена разлетелась мелкими осколками. Я закрыл голову руками, вжался в серое полотно дороги. Осколки свистели и, кажется, выли, взрезая воздух.

Внезапно всё стихло, и я осторожно приподнял голову. Темнота куба оказалась слишком густой для слабых фонарей.

— Господин... — прошептал рядом Кэп.

Тут я услышал. Шаги. Неторопливо чеканя шаг, он шёл к нам из глубины своей темницы. Остановился на самой границе света, незримый, но уже ощутимо прекрасный.

Я смотрел. Неотрывно, напряжённо. До боли. Я видел его только на фотографиях и в записи: он в тюрьме уже три года. За это время из всех ячеек Абсолюта осталось всего одна: кого-то переловили, кто-то погиб в самоубийственных операциях, кто-то передумал умирать за идеи.

Абсолют призывает бороться с засильем чистых магов, занимающих важные посты и имеющих огромные состояния. Блага для неимущих. Перспективы для обычных. Смерть для чистых. Лишь магам разума позволено жить и служить людям. Редким кукольникам и таким, как Варрок, — менталистам, способным подчинять чужой разум.

Варрок сделал шаг, выходя из тени, — и я замер. Из ослабевшей руки выпала “болванка”, а в голове не осталось ни единой мысли.

Нет подходящих слов, чтобы сказать, какой он, господин Варрок. Все фотографии похожи на него примерно как подёрнутое рябью отражение солнца на воде на само светило.

Он поймал мой взгляд — и мне захотелось жить для него и умереть с его именем на губах. Я задохнулся восторгом, не смея дышать. Он улыбнулся, позволяя мне быть, и я закашлялся, пытаясь выровнять дыхание. Вот почему все они шли за ним. Умирали и убивали ради него.

Он сделал ещё четыре шага и оказался надо мной. Длинные золотые волосы, внимательный взгляд, совершенное лицо.

— Я очень рад, дети мои. Мои прекрасные сыновья, вы не забыли обо мне.

Как можно забыть такого, как