оказывался во власти событий, никогда не страдал. На вопрос: «До какого возраста вы плакали?» – он отвечает: «Не плакал с раннего детства. Впрочем, отца это всегда раздражало».

Патрис Алегре отвергает любые ограничения, любые правила, так же, как отрицает какие бы то ни было внутренние конфликты. Он сам себе хозяин! Тайна ускользает от него, поэтому он притворяется, что сам ее и сотворил.

Итак, вот перед нами молодой человек, который игнорирует двойственность человеческих чувств с помощью таких мощных механизмов, как идеализация образа матери и расщепление. Это настоящий бастион, которому чужды депрессивное расстройство или стресс. Он не способен к самоанализу или эмоциональности и желает ни от кого не зависеть. По меньшей мере один из воспитателей отметил, что в подростковом возрасте Патрис демонстрировал суицидальные настроения. Судя по всему, за этот промежуток времени он достаточно укрепил защитную блокировку, чтобы избежать мук сомнений и малейшего риска возникновения депрессии. Свою пассивность он превращает в активность – увы, посредством преступных действий. На смену страданиям приходит триумф, взамен беспомощности – всемогущество. Субъекту отныне не угрожает разрушение, он разрушает сам. Он больше ни от кого не зависит, подчиняя себе жертву. Жертва – всего лишь объект, который служит ему для восстановления внутреннего единства. Разумеется, все эти механизмы бессознательны.

В отличие от большинства серийных убийц, Алегре знаком с некоторыми жертвами. По его словам, он никогда не планировал преступлений. В самом деле, это выглядит так, словно криминальные эпизоды сами переходят один в другой, как бы без его ведома. Если даже он сознательно контролирует условия их возникновения, то самим действием не управляет. Для него условия, которые приведут к изнасилованию, а затем и к более серьезному проступку, должны соответствовать одной и той же стереотипной схеме: атмосфера вечеринки, обильное потребление алкоголя или наркотиков, попытка заняться сексом с молодой женщиной без свидетелей, которые могли бы прервать цепь событий. Они с будущей жертвой курят и пьют вместе, а затем он пристает к ней. На стадии флирта все идет нормально, но стоит Алегре столкнуться с отказом в дальнейших сексуальных отношениях, как он срывается. По крайней мере, именно так все происходило, с его точки зрения, но к этому высказыванию мы еще вернемся.

Затем он душит жертву, не доводя дело до конца. Он держит ее между жизнью и смертью. Начало внезапное, а финал контролируется. Когда Алегре говорит, что не имеет ни малейшего представления о смысле, который кроется за его поступками, он, по всей вероятности, не лжет. О своем первом преступлении, убийстве Валери, он заявит на судебном слушании:

– Если бы у меня были объяснения, я бы не вернулся к этому снова.

И опять его слова кажутся мне искренними. Каждый раз я слышу от убийц примерно одно и то же. Исключение составляют те, кто, подобно Фурнире, имеет ответ на любые вопросы, словно все видит и знает.

Алегре не питает ненависти к жертвам. В его душе царит безразличие. Ненависть не в мыслях, она воплощается в поступке. И психопатология это исчерпывающе объясняет. С одной стороны, учитывая идеализацию матери, крайняя неприязнь рискует быть привязанной к ее образу. Но подобное категорически отвергается. С другой стороны, признать подобное чувство – значит допустить в себе присутствие человеческого. Согласиться, что ты страдал, – значит осознать связь между ненавистью и первоначальной травмой и, следовательно, мучиться снова. Это противоречило бы главному девизу нарциссического извращения: ранее пережитые травмирующие события находятся на расстоянии световых лет от того, что совершается сегодня. То, что толкает Алегре на убийство, немедленно стирается до следующего раза. Таким образом, он может начать все сначала.

Таким образом, Патриса Алегре следует отнести к категории организованных серийных убийц-психопатов. Но не все психопаты совершают столь ужасающие поступки. Почему же это делает он?

Осознать масштаб смертоносной деятельности Алегре можно, лишь уяснив реальность его ранних дезорганизующих травм. Их отголоски мы находим в способах перехода к преступлению.

Что может быть более человечным, чем двойственность чувств? Но Алегре подобное не дано постичь. Это особенно заметно, когда он описывает родительские образы: идеализированная мать – воплощение добра – и нелюбимый, однозначно плохой отец. На мой взгляд, убийства, совершенные Патрисом Алегре, указывают не на крайнюю неприязнь к женщинам вообще, а на разрыв между возвеличиванием матери и бессознательной ненавистью, которую он к ней испытывает. Это перемещенное матереубийство.

Я говорю ему:

– Судя по собранным материалам, иногда мать демонстрировала в вашем присутствии исключительно грубое сексуальное поведение.

Он отвечает так, будто мой вопрос подразумевает рассуждение о морали и не касается того факта, что эта женщина вовлекала собственного ребенка в сексуальные действия.

– Я не осуждаю ее, ведь я поступал так же! – и тут же добавляет: – Да, мама изменяла отцу, но она делала это, потому что он ходил на сторону.

Любая критика в ее адрес просто немыслима; он защищает мать, что называется, до последней капли крови. По всей вероятности, эта идеализация выступает чем-то вроде крепостной стены, которую он выстроил, спасаясь от распада личности. Все это позволяет связать дезорганизующие травмы с той ролью, которую он, возможно, сыграл в отношениях между родителями. Рано повзрослевший в физическом плане, Патрис превратился в сообщника матери, которая покупала молчание сына, скрывая свои внебрачные похождения. Ее любовники также иногда давали подростку деньги. Изменяя мужу практически на глазах ребенка, эта женщина вечно пребывала в нетрезвом состоянии. Впоследствии Патрис также будет совершать преступления под воздействием алкоголя или наркотиков. Масштаб кровосмесительного элемента налицо. Когда Алегре задумывает убийство отца, это происходит не в символическом плане. Он действительно намеревается это сделать! Мы выходим за пределы фантазии и попадаем в сферу реального действия, находимся не на территории эдипова комплекса, а в области инцеста.

Рассказ Алегре выходит далеко за рамки отношений, характерных для эдипова комплекса. Кстати, они подразумевали бы некоторую двойственность чувств по отношению к матери и отцу. Он же на сто процентов любит ее и на сто процентов ненавидит его. Расщепление родительских образов карикатурное. Попутно заметим, что он насилует и убивает представительниц того пола, к которому, согласно его утверждению, испытывает безусловную любовь!

Своим скромным вкладом в изучение клинического состояния серийных убийц я считаю обнаружение следующей общей черты: все эти индивиды пережили крайне травматические эпизоды, и почти каждый из них идеализирует материнский образ. Если картина выглядит несколько иначе, то мать они все равно защищают, а идеализация перемещается в сторону третьего лица женского пола. Речь идет не о преступлениях на почве крайне негативного отношения к матери. Перед нами расщепленная ненависть, не подкрепленная