Потому что они — люди Королевства, вот почему, сказала Молли сама себе. Не мечтай, не забивай голову. Лучше уж посмотреть, как братец двигает солдатиков…

Молли всегда нравились мальчишеские игрушки, хотя она любила и своих кукол, до сих пор надёжно спрятанных в её комнатке. Солдатики у Билли были отличные, большие, в пол-ладони, со всеми мелкими деталями и тщательно раскрашенные. Были и пушки, и митральезы, и даже два паровых ползуна. Правда, братец всё равно вечно застывал перед роскошным бронепоездом, точной копией «Геркулеса» в витрине игрушечной лавки, но, как объясняла мама, он ещё «не дорос» до таких вещей.

Билли устроил форт из книжек и коробок, выставил в бойницах пушечные жерла, расставил стрелков с длинными ружьями…

А наступали на них враги, судя по рогатым шлемам — теотоны.

Губы Молли дрогнули. Она вспомнила город со странным для слуха подданных Её Величества названием Мстиславль и то, как крушила её магия шагоходы и ползуны Горного Корпуса…

В тот момент они не были для Молли своими.

Билли что-то бормотал, переставляя своих воинов. Молли невольно приглядывалась, стараясь понять, что же происходит, и уже сама подумывая присоединиться, как вдруг…

Один из солдатиков-артиллеристов за спиной Билли шелохнулся. Сам по себе пополз, перемещаясь на новую позицию, где из кубиков было уже выстроено гнездо для орудия. Следом за первой оловянной фигуркой последовали и другие, потом сама пушка, зарядный ящик и остальное обзаведение.

Молли окаменела.

Билли, похоже, ничего не замечал, увлечённый организацией артиллерийских позиций на другом фланге его игрушечной армии.

Устроил, обернулся, смешно нахмурился, глядя на уже переместившихся к новому месту пушкарей. Потом, наверное, решил, что успел забыть о том, как сам их переставил, что-то поправил — а за его спиной вновь шелохнулись оловянные фигурки, на сей раз конные.

Никто ничего не замечал.

Фанни читала маме.

Мама пребывала в расстроенных чувствах и, соответственно, на окружающее внимания почти не обращала.

Папа по-прежнему строчил на своей любимой пишмашинке, подключив её к трубопроводам, и стук клавиш смешивался с шипением пара.

Билли был слишком увлечён высокими материями стратегии и тактики игрушечных баталий.

И одна лишь мисс Моллинэр Эвергрин Блэкуотер сидела замерев и даже перестала дышать.

«Пусть мне это всё почудилось, Господи!» — взмолилась она жарко-жарко, как никогда ещё в жизни. Она вообще-то не слишком часто поминала Его, даже когда оказалась за краем мира, но сейчас…

Пусть всё это будет не так! Не нужно братику никакой магии, ой-ой-ой, что ж теперь с ним делать-то, как учить, ой-ой-ой, мамочки!

Солдатики шевельнулись в последний раз, но тут, похоже, Билли счёл диспозицию удовлетворительной и начал баталию — катал по расстеленной суконке пару многогранных кубиков и, шевеля губами, складывая или вычитая получившиеся числа, решал, кому из оловянных воинов суждено продолжить бой, а кому — нет.

Судя по редеющим рядам теотонов и старательному «Пу-уф! Пу-уф!» из уст братика, доблестные королевские артиллеристы били очень и очень метко. Порой он, правда, жульничал — когда выпавшее на кубиках явно означало успех наступающего врага, братец морщился и словно бы ненароком подправлял кубик мизинцем.

Книга выскользнула у Молли из рук, однако она даже не заметила. Перед глазами вихрем проносились госпожи Меньшая, Средняя и Старшая, тот несчастный усатый гость, что пожаловал к госпоже Старшей искать спасения от дикой своей магии, с которой не мог, не умел справиться… и окровавленные руки старой колдуньи, и её слова: «Бедолага этот пришел, спасения ища. Ну, мы его и спасли… а что прежняя жизнь для него кончилась — это будет уже совсем иное. Главное, что он теперь если кого и погубит — так исключительно на пользу дела».

Нет-нет-нет, не хочу, не хочу, чтобы Билли бы вот так… или сгорел… или… или чтобы его утащил Особый Департамент, чтобы он очутился на том железном табурете в глухом цементном стакане, как она, Молли!

Братец продолжал себе играть, а Молли смотрела на него, смотрела неотрывно, и мысли, одна другой безумнее, проносились у неё в голове.

Бежать… снова бежать, забрать братца — и ходу отсюда, обратно, в леса, к госпоже Старшей. Билли надо выучить, иначе, иначе…

Или же бежать — всё равно ведь придётся! — но сюда, в норд-йоркские трущобы. Другой Билли — который Мюррей — про них немало рассказывал, да и бедолага Сэмми тоже.

Но всё равно — тупик, глухая стена! Куда деваться от графа — он же пресловутый «девятый эрл» — Спенсера? Это тебе не лорд Вильям, даже когда он был не в виде головы на серебряном подносе у госпожи Старшей!.. Вцепится, так не отпустит!..

И у неё самой внутри — пустота, такая пустота…

Она не заметила, как правая рука её сама встала на локоть, как развернулась ладонь, открываясь небу, пусть и будучи отрезана от него перекрытиями и крышей; выпрямились пальцы, словно принимая прозрачный шар чистого хрусталя.

Защитить! Прикрыть! Спрятать!

…Шевельнулись громадные и мягкие крылья, сова-совушка расправила их, сберегая гнездо.

…Всё шире и шире они, обнимают, обволакивают, скрывают. Им нипочём ни дождь, ни зной, ни ветер, и ничьи взгляды не пробьются сквозь них.

Никто не смеет тронуть мою семью!

Тепло! Тепло в пальцах!

Мир вокруг исчез. Молли, замерев, глядела, как на ладони медленно, грациозно разворачивает крылья маленькая Жар-птица. Или, скорее, её птенец.

Вот дрогнули перья многоцветного пламени — оранжевые, алые, багряные, желтоватые. Вот повернулась точёная головка с высоким хохолком, внимательно глянул на Молли чёрный глазок.

Молли, однако, не испугалась. Руку начинало жечь, однако девочка совершенно спокойно дунула на готового взлететь птенца, словно направляя его.

И он — или она? — маленький Жар-птиц или птица, всё поняв, расправил крылья, сорвался с пальцев Молли и исчез в камине. Лишь комната на миг осветилась — тёплым, уютным, ласковым светом, прогнавшим сырость и всё, что ещё таилось по углам после долгой-долгой зимы.

Бегали, угасая, по линиям ладони тонкие огнистые змейки. Исчезали — но не умирали, а словно жучки, прячущиеся под слоями коры, скрывались в глубине Моллиной руки. Они были здесь, знала девочка. Они всегда придут на помощь.

Точно так же, как придёт и она.

Молли едва сдержалась, чтобы не вскочить. Внутри словно распрямлялась упругая пружина, слишком долго пребывавшая сжатой до предела; и Молли не знала, что, оказывается, в её силах было отпустить этот тормоз.