Я изображаю на лице вымученную улыбку. Они с Лидией любили спонтанные и абсурдные шутки, они вечно выдумывали всякие причудливые истории, буквально петляя в них, а потом одновременно начинали хохотать.

Теперь некому с Кирсти сыграть в эту игру.

Я попробовала засмеяться, но получилось настолько фальшиво, что Кирсти покорно и грустно посмотрела на меня. За ее спиной плескалось синее море.

– Я видела сон, – заявила она. – Опять плохой. В белой комнате был дедушка.

– Что, дорогая?

– Сара!

Голос Энгуса пронизал меня насквозь, будто орнсейский ветер.

– Сара!

– Что?

– Ты не могла бы помочь ей? – его взгляд буравит меня. – Помоги Кирсти забраться в лодку!

Я беру ее за руку и передаю Энгусу, забираюсь сама. Кирсти печальна, она с убитым видом смотрит на волны. Я пододвигаюсь поближе к мужу и шиплю:

– Что случилось?

Он пожимает плечами и шепчет:

– Снова кошмар. Сегодня ночью.

– Тот же самый?

– Да. С лицами, ничего нового. Ничего, пройдет, – он поворачивается и надевает на лицо довольную маску. – Ребята, добро пожаловать на корабль Ее Величества «Муркрофт». Вперед!

Я отворачиваюсь. Не хочу смотреть на показное воодушевление Энгуса. Лучше взгляну на белую головку дочери. Она молчит. Возможно, она глубоко задумалась. Уже целый месяц она так – то погрузится в свои мысли, то опять с нами. И как в кошмаре оказался ее дедушка? Почему Энгус не обратил на это должного внимания? Все очень символично и должно что-то обозначать. Но я все равно не могу понять, что именно.

Энгус заводит подвесной мотор. Резкий порыв ветра треплет мне волосы. Кирсти перегнулась через борт и наблюдает за пенящимися барашками. Я боюсь, как бы она не простыла – капюшона нет на голове. Но лодка благополучно доставляет нас на Торран. Кирсти выпрыгивает и бежит по дорожке вверх к дому. Бини встречает ее возле двери на кухню, он часто там сидит.

Как будто не хочет заходить в дом.

Мы задержались на берегу – Энгус учил меня привязывать лодку к железным перилам маяка.

– Вот как надо, – ворчал он. – Теперь ты попробуй.

Я пробую завязать узел, но из-за того, что день выдался сумрачным, у меня опять ничего не получилось. Энгус с улыбкой принялся меня распекать.

– Ох, Милвертон, ты так сухопутна!

– А ты, Гас, у нас прямо старый морской волк.

Он смеется. И наше настроение неожиданно становится лучше. Я даже завязываю узел почти правильно – хотя не уверена, что запомнила.

Мы проходим в дом, и нам определенно хорошо. Это настоящее чувство семьи. На столе стоит чайник, кружки налиты, торт съеден и решения приняты. Мы вместе будем восстанавливать хозяйство. Дом наполняет запах свежей краски. Энгус направляется в чулан и колет дрова, я готовлю ужин.

Пока я вырезала глазки у картошки и посматривала на мерцающие огоньки домов в Орнсее, я поняла, что примитивные условия вернули нас к традиционным ролям мужчины и женщины. В Кэмдене еду готовил Энгус, но здесь он это делает гораздо реже, потому что его сила и его время требуются для тяжелой мужской работы. Рубить, таскать, класть кирпич.

И я совсем не возражаю, мне нравится, я довольна таким раскладом. Мы – мужчина и женщина, поселившиеся на острове Торран. Мы уверены в своих силах, работаем в команде. Каждый делает свою работу. Это старомодно, но не лишено сексуальности.

После еды мы пили дешевое вино из «Ко-опа», я взяла Энгуса за руку и произнесла:

– Отлично ты придумал с лодкой.

Он пробурчал в ответ что-то об опасных водах и гигантских акулах. Я не очень поняла, что он говорит, но тон мне понравился. Мы соседствуем с гигантскими акулами.

Яркое пламя пожирало дрова в печи, мы открыли вторую бутылку красного, повеселевшая Кирсти убежала к себе в комнату, прихватив журнал. Энгус достал книгу по мореходству и пытался научить меня завязывать специальные лодочные узлы – беседочный, фаловый, стопорный – на куске тонкой бечевки.

Мы уютно устроились под одеялом, как и прежде. Я смотрела на веревочку и попыталась проявить упорство, но узел в моих руках опять развязался – уже в седьмой раз.

Энгус терпеливо вздохнул.

– Хорошо, что ты не практикуешь садо-мазо, – говорит он. – Там бы от тебя не было проку.

Я поднимаю на него взгляд:

– Но ведь вязать узлы могу не только я, верно?

Мгновение он молчит, затем смеется. Как в старые времена – от всей души, очень сексуально. Он тянется ко мне и нежно целует в губы. Это поцелуй любви, и я понимаю, что в наших отношениях присутствует физическое влечение. Оно все же сохранилось. И я испытываю подлинное счастье или какое-то очень-очень схожее чувство.

Остаток вечера мы с Энгусом тратим на работу по хозяйству, он штукатурит ванную и ставит трубы, а я закрашиваю граффити, оставшиеся от «постояльцев» – эти рисунки слишком жуткие.

Я подставила стул к очередной картинке – арлекину – и приготовилась разделаться с ней одним махом, но вдруг замерла с валиком в руке. Я посмотрела вверх.

Сверху вниз на меня уставилось грустное белое лицо арлекина.

Пришедшее из ниоткуда понимание бросило меня в холод.

Белая комната, грустные лица смотрят сверху. Постоянно повторяющийся кошмар. А теперь и ее дедушка в этой комнате.

Я разобралась в проблеме. Я узнала, что именно снится Кирсти. И испугалась. Все опять перевернулось с ног на голову.

Он покосился на жену. По крайней мере, теперь они не пили вино из баночек из-под варенья – они в их прошлом – и шагнули в мир настоящих бокалов.

Достижение, конечно, но этого мало. Он мотался, высунув язык, по Скаю в поисках любой работы: строил свинарники, мансарды и даже сараи, если нужно. Его жене оставалось лишь распаковать коробки с посудой, чем она, похоже, и занималась почти целый месяц. Ну, или хотя бы шесть дней в неделю. Да, они не покладая рук приводили дом в порядок. Вместе. И работали неплохо – несмотря ни на что, жить здесь стало гораздо лучше. И у нее был еще заказ в Глазго, но что это было на самом деле, если честно? Он не особо ей поверил. Вчера он позвонил Имоджин из «Селки» и поинтересовался, что его жена делает в Глазго. Ему показалось, Имоджин отделалась от него общими словами, уклонившись от прямого ответа.

Он следил за собой, чтобы не выпить вино залпом, и слушал, как жена рассуждает о телепатии.

Какой еще телепатии?

Между тем Сара взглянула на него и продолжала:

– Гас, подумай. Я имею в виду кошмар Кирсти. Ей снится Лидия. Лидия в больнице. Может такое быть, да? И если так, вдруг она представляет себя Лидией в тот момент, когда она на секунду очнулась и увидела всех нас, и докторов, и медсестер. Ее дед тоже был в палате – в белой комнате.