– За десять миль друг от друга и в ту же самую ночь. Ну и?

– Но разве не удивительно? Это – прямое доказательство моей теории! – твердила Сара.

– Нет.

– Но…

– Сара, если между ними и существовала ментальная связь, то в нее я верить не собираюсь. Да если она и была, что с того? Сара, послушай, Лидии уже ГОД нет в живых. А кошмары Кирсти начались лишь несколько месяцев назад.

Дождь вроде бы перестал.

Жена покосилась на Энгуса.

Он продолжал:

– Даже если ты думаешь, что близнецы способны транслировать на расстоянии свои сны, я считаю, что невозможно сделать такое через эфир, когда один из близнецов МЕРТВ. Что скажешь?

Сара ничего не ответила.

Он рассмеялся коротким лающим смехом:

– Если, правда, ты не намекаешь на то, что Лидия превратилась в маленькое привидение. В такой крошечный призрак, который летает туда-сюда и общается со своей сестрой. Где он, призрак, сейчас? Сидит в шкафу, держась за голову?

Энгус пошутил. Он попытался привнести в ситуацию юмор.

Однако он прикоснулся к истине, и когда он все понял, у него закружилась голова. Сара не смеялась и не хмурилась, она просто смотрела на него, дождь за окном снова разошелся, проникая в бетон и раствор этого дурацкого дома.

– Сара, неужели ты веришь в призраков? Да возьми ты себя в руки! Лидия умерла, а Кирсти – обычная сбитая с толку несчастная девочка. Кирсти нужно лишь одно – чтобы ее родители не свихнулись окончательно!

– Нет. Это не привидение, а нечто другое.

– Что?

– Я…

– Что?

– Я… – не договорив, она прикусила губу.

Энгус чувствовал, что скоро заорет на нее: «Да что ты молчишь, черт побери?!» Его переполнял гнев. Он с трудом сдержался и, стараясь говорить равнодушно, спросил:

– О чем ты, Сара? Что еще за великая тайна?

– Не знаю. Но сны, что они означают?

– Это – сны, и ничего больше! – воскликнул он в отчаянии.

Весьма пафосно, зато искренне.

В течение десяти секунд в комнате царила гробовая тишина. Потом Сара встала и, взяв пустую бутылку, прошествовала с ней на кухню. Энгус проводил ее глазами, джинсы висели у нее на бедрах. Раньше они сбрасывали возникшее между ними напряжение с помощью секса. И он до сих пор хотел ее – хотел по-настоящему, даже тогда, когда на нее злился.

Что будет, если они сейчас лягут в койку? У них всегда был жесткий секс: так любила Сара. Одной из причин, по которой он влюбился в нее, была ее неожиданная животная сексуальность. Укуси меня, шлепни меня, трахни меня. Сильнее. Но если он поведет себя с ней грубо, вдруг вспыхнет его скрытый гнев – куда это может завести?

Из кухни вернулась Сара. Без второй бутылки. Его настроение ухудшилось донельзя, хотя куда уж тут ниже. Может, открыть вино позже, когда жена отправится на боковую? Хотя, ему пора завязывать. Кирсти нуждается в относительно трезвом и разумном отце. Должен ведь хоть кто-то соображать, что такое ответственность?

Но теперь ему очень сложно выкрутиться: надо поддерживать ложь в убедительном виде. Да остров не особо помог, а он надеялся, что тусклый неприятный ноябрь окажется не столь тоскливым. Да, а ведь еще поздняя осень. Что же будет зимой? А может, здешний климат их встряхнет: им волей-неволей придется выживать вместе.

Или зима покончит с ними.

Она топталась возле Энгуса, не садясь.

– Сара, а ты ничего от меня не скрываешь? С тобой что-то случилось после поездки в Глазго, если не раньше. Сара!..

Жена внимательно посмотрела на него и, как всегда, произнесла:

– Ничего.

– Сара!

– Извини, только что вспомнила. Мне надо приготовить одежду для Кирсти. Я ее не распаковала – коробка прибыла нынче утром, и… – пока Сара тараторила, он протянул руку и взял ее ладонь в свою. – Ты забыл, что скоро она начнет посещать новую школу?

Не зная, что еще сделать, он поцеловал ее руку. Но Сара отстранилась с виноватой улыбкой, повернулась и вышла из столовой через некрашеную дверь, шаркая по бетонному полу ногами в трех парах носков. Энгус проводил ее взглядом. Вздохнул.

Привидения?

Чушь. Если бы дело было в призраках!

С ними легко – ведь никаких привидений не существует.

Энгус решил занять себя тяжелым физическим трудом, чтобы избавиться от печали и злости. Эндорфины поднимут ему настроение. Хорошо бы наколоть дров – а то на улице темнеет.

Он направился в кухню и распахнул ветхую дверь, ведущую в чулан. Здесь, между швабр и водопроводных труб, крысы пищали каждую ночь напролет.

В помещении хранились вещи на любой вкус: штабели мебели ждали, когда их распилят и пустят на растопку, да мешок с углем, забытый еще небось со Второй мировой. Громоздились кучами бутылки и кастрюли, будто целая деревня беженцев бросила их во время панического бегства. Имелись также стопки пластиковых мешков, катушки синего нейлонового шпагата, пирамиды фарфоровых бутылей, большинство из которых треснуло. Его бабушка оказалась запасливой женщиной, серьезной островитянкой – из того поколения, когда выживание было не модной фишкой, а необходимостью. Она подбирала все, что море выносило на берег. «Взгляни-ка, мальчуган, это может нам пригодиться. Мы ее возьмем».

Энгус отобрал десяток поленьев, нацепил пластиковые защитные очки, всунул пальцы в поношенные отсыревшие перчатки и включил зажужжавшую электрическую пилу.

Следующие два часа он орудовал пилой в неверном свете тридцативаттной лампочки, еле-еле озаряющей дровяной чулан. Небо очистилось от облаков, над рябинами Камускросса сияла полная луна. Бини толкнулся носом в дверь, вбежал прямо в кучу ароматных опилок и плюхнулся на пол, помахивая хвостом и поглядывая на свежую стружку, желтыми клубами летящую из-под пилы.

– Порядок, парень. Точно, да?

Пес был каким-то печальным. Он загрустил с тех пор, как они переехали. Энгус ожидал, что ему понравится Торран: прекрасный остров, кишащий кроликами, тюленями и птицами, за которыми весело гоняться, и с грязными лужицами среди камней – это же гораздо лучше, чем замусоренный лабиринт из кирпича и бетона под названием Кэмден, разве нет?

Однако Бини часто пребывал в грустном настроении, как и сейчас, – он лег и положил морду между лапами.

Энгус выключил пилу, заполнив дровами три пластиковые кадки. Он стащил с себя залитые потом очки и потрепал Сони Бина за ухом, не снимая толстых перчаток.

– Что не так, старина? Остров надоел?

Пес заскулил.

– Поймал крысу, Бино? Их здесь тьма-тьмущая.

Энгус клацнул челюстями и изобразил собачьи лапы, сжав пальцы в кулак, стараясь подражать охотничьей собаке.