— И зачем ты меня сюда притащила? — это был голос Татьяны.

— Тань, я сама не понимаю, как эта соплюха тут оказалась, да и Петрович тоже. Вовка говорил, их двое будет, и нас двое. Ну пока мы с Вовкой… ты бы Олега…

— Я бы, ты бы… — передразнила Татьяна, — Олег твой — пацан совсем, только на эту девчонку и пялится. Ладно, резвись со своим Вовкой, а я слиняю по-английски минут через двадцать, не козла же мне этого дрыхнущего будить.

— Тань, ну я, правда, не виновата, я думала…

Ольга тихонько, чтобы её не заметили, выскользнула из туалета и остановилась в холле возле зеркала.

«Значит, между ними ничего нет, значит, она здесь случайно, за компанию», — радостно повторяла она про себя, поправляя волосы и стараясь не думать, что в этом хорошего, и чего это она, собственно, радуется.

— Ты что здесь спряталась? — сзади неслышно подошёл Олег. Он приподнял руки, Ольга видела это в зеркале, и хотел их положить ей на плечи, но не сделал этого.

— Ничего, — Ольга не обернулась, а смотрела почему-то на отражение Олега в зеркале и обращалась именно к этому человеку в глубине стекла. Сердце её билось часто-часто, а в голосе появилась легкая хрипотца. — Ничего.

Из кухни вывалились Татьяна и Света.

— А Вовка где? — спросила Света, заглянув в комнату и испуганно обернувшись. — Неужели смылся?!

— Нет, он Петровича пошёл провожать, тот проснулся и домой засобирался.

— Как же он доберётся, он же никакой!

— Ничего, его Вовка на такси посадит, доберётся как миленький! Военная закалка!

— Я, пожалуй, тоже поеду, — Татьяна выдержала паузу, не станут ли её уговаривать остаться. Не стали. — Со мной никто? — она посмотрела на Ольгу, но та лишь улыбнулась в ответ. — Ну, ладно, пока!

Вернулся Вовка, и все четверо опять собрались за столом. Но что-то неуловимо изменилось. И хотя Ольга и повторяла по себя, словно заклинание: «Посижу немного и уйду», в глубине души она прекрасно понимала, что осталась совсем не для того, чтобы немного посидеть.

Володька включил музыку и стал по очереди ставить кассеты, лежащие на полке. Всё ему что-то не нравилось, он доставал кассету и ставил следующую. Вдруг из динамиков музыкального центра раздался щемяще-пронзительный звук аккордеона. Он растёкся по комнате несколькими протяжными нотами, повторил их снова и начал отыгрывать размер три четверти.

— Погоди, не трогай! — Олег остановил потянувшегося сменить кассету Володьку. — Это родительская, любимая.

Аккордеон сыграл вступление, и плавная, нежно-знакомая мелодия изящного вальса, ритмично покачиваясь, будто лёгкие волны спокойного моря, поплыла, подхватила их всех.

Ночь коротка,

Спят облака…

Олег подскочил, вытянулся в струнку перед Ольгой, щёлкнул каблуками, резко наклонил взлохмаченную голову и кренделем выставил правый локоть, предлагая даме тур вальса.

И лежит у меня на ладони

Незнакомая ваша рука.

Ольга плавно поднялась, кивнула гордо поднятой головой и доверчиво положила свою ладошку на его предплечье.

Хоть я с вами совсем не знаком,

И далёко отсюда мой дом,

Я, как будто бы снова,

Возле дома родного,

Они сделали несколько «па» по комнате. Олег вёл партнёршу удивительно твёрдо, чётко, по-военному выполняя повороты. Чувствовалось, что комната ему мала, что стены и мебель стесняют его движения, что, будь на то его воля, он бы, вырвавшись на простор, по волнам вальса полетел, понёс Ольгу куда-то далеко-далеко.

В этом зале пустом,

Мы танцуем вдвоём,

И действительно казалось, что никого, кроме них, здесь нет, есть только эта кружащаяся пара и льющиеся, словно из самой души, звуки вальса. Ольга танцевала, выпрямив спину, чуть откинувшись назад, доверчиво опираясь на поддерживающую талию руку. Голова её была слегка запрокинута, а глаза смотрели на Олега с вызывающе-снисходительной заинтересованностью.

Так скажите хоть слово,

Сам не знаю о чём…

— Сколько времени? — Ольга встрепенулась и оторвала голову от подушки, испуганно округлив глаза.

— Ш-ш-ш, тише, рано ещё, десяти нет, — Олег нежно погладил её по спутавшимся волосам.

— Как же рано! Рано! Уже десять, пока домой доберусь…

— А может, останешься? Завтра же суббота.

— Ну да, скажешь тоже, мать совсем с ума сойдёт, если я ночевать не приду. А Вовка со Светкой где?

— Ушли они уже, ты спала.

— Пусти, я в душ. Отвернись! Я стесняюсь!

Она схватила свою одежду и юркнула в ванную. Вернулась оттуда уже одетая, причесанная. Посмотрела на успевшего одеться Олега.

— А ты куда?

— Тебя проводить.

— А! Ну, пошли.

— Пошли.

Олег сидел в баре и ждал. Он пришёл сюда давно, ещё до начала ужина. Заказал себе сначала один мартини, потом второй. На ужин так и не пошёл, наелся орешков. Потом приторный аромат коктейля почему-то стал вызывать отвращение. Поболтал с барменом, и тот, заговорщицки подмигивая и улыбаясь, достал откуда-то бутылку «Монтенегро». Горькая настойка была Олегу сегодня в самый раз. Глоток крепкого, горького и сладковатого одновременно, пряно-ароматного напитка бодрил, освежал и способствовал философскому восприятию жизни.

«Ну вот, — думал Олег, — завтра мне двадцать восемь. Помнится, в седьмом классе, лет в четырнадцать, мне казалось, что половину жизни я уже прожил, а сейчас кажется, что жить ещё и не начинал. Хотя, как не начинал, ещё два года, и — тридцатник, время подводить первые итоги, а подводить-то и нечего. Чего я в жизни добился? Карьеры не сделал. Да особенно и не старался. Деньги? Ну заработал немножко, но это так, несерьёзно, разлетятся в один момент. От любимой работы сбежал, от любимой женщины тоже. Торчу на краю света, развлекаю заезжую богатенькую публику. Да! Да! Не нужно притворяться, лгать хотя бы самому себе, ни о каком спорте не идёт и речи, я — что-то вроде массовика-затейника. «Не желаете ли на дно морское? Презабавнейшая, доложу вам, вещь!» А они, важно так, отстёгивают свои баксы, да всё в уме высчитывают, полностью ли я их отработал, нельзя ли за них ещё какое удовольствие получить. Надоело! Завтра день рождения, а с кем я его отмечать буду? С египтянами? Они выпьют и начинают песни свои петь, в ладошки прихлопывать, а мне что же, с ними? С туристами? Я им не нужен. Посидеть бы сейчас вечерок, поговорить с кем. Был бы хоть отец недалеко, а так… Надо позвонить своим, хотя они сами завтра позвонят, поздравлять будут. Что же мне завтра, одному праздновать? Или совсем не праздновать? Если бы хоть Ольга вспомнила, пришла. Как тогда».

«Ноябрь начался, завтра последний день учёбы и — каникулы, — думал он тогда, три года назад, второго ноября, сидя над журналом девятого «Б» и записывая темы уроков. — И какой придурок эти журналы выдумал? Будто нарочно издеваются над нами. Важно не урок хорошо провести, а запись в журнале не забыть сделать!»