Выстрелы «Хоплита» послужили знаком для остальных бойцов.

Из двух окон погрузочного терминала по зажатым на эстакаде машинам в упор ударили два крупнокалиберных пулемета. Один транспортер сразу же задымил, второй резко попятился назад, пытаясь своим мощным бампером столкнуть преграждавшую путь к отступлению машину; из открывшихся люков во все стороны посыпались ганианцы, кто стреляя на ходу, кто просто дико визжа, воздух прорезали первые автоматные очереди. Сзади, по окнам пакгауза, не разбирая, где свои, а где чужие, тремя длинными рычащими очередями ударили носовые орудия замыкающих колонну БПМ, и узкий проход между приземистыми зданиями на несколько минут превратился в задымленный ад…

…Для Антона первые секунды боя слились в сплошной, рвущий барабанные перепонки вой. Когда сознание очнулось от шока, он, стоя на одном колене, уже стрелял из трофейного автомата, ощущая, как при каждом нажатии на спусковой крючок волокончатый приклад дубасит в плечо, набивая там огромный синяк, но было не до подобных мелочей — белый внедорожник, харкая свинцом, словно заговоренный, уже нарезал третий круг по огромному пространству паркинга, и в голове Полынина все мысли сконцентрировались на этом белом пятне, скользящем в его прицельной рамке.

Он бил короткими очередями, стараясь задерживать дыхание, рядом оглушительно работал автомат Павла — Антон успел с удивлением отметить, что выстрелы Сытникова глушат его больше, чем собственные очереди, мимо лица пролетела гильза, окатив щеку жаром, и в этот миг очередь Полынина достала-таки проклятую машину — он видел, как брызнуло, разлетаясь серебристым крошевом, лобовое стекло, а палец все давил, давил на курок, вбивая пули в сумеречное нутро салона… Внедорожник потерял управление, его вдруг понесло боком, затем машина встала на два колеса, переворачиваясь на крышу, и, наконец, ее ударило о бетонный обломок, выкрошенный орудиями «Хоплита» из стены диспетчерской башни… Стойки кузова, утратившего свой мутно-белый глянец, не выдержали, начали сминаться, скольжение машины остановилось с ноющим скрежетом деформируемого металла, и вдруг она вспыхнула, жарко, весело…

Автомат вхолостую лязгнул затвором и замолчал.

Черт… патроны…

Антон схватил снаряженный заранее магазин, такой громоздкий и непривычный — не чета «Шторму» или «ИМу», замешкался, вставляя его на место, пока не догадался ударить посильнее снизу, до характерного щелчка.

Нажав на курок, он ощутил лишь беспомощную податливость спусковой скобы. На секунду пришел страх — сломалась чертова машинка, — потом вдогонку метнулась здравая мысль: передерни затвор, идиот, он механический, а не интегральный!..

Передернув затвор, Антон приподнял голову над бруствером, сооруженным из бетонных обломков. Рядом, резанув щеку острой крошкой, ударила шальная пуля и, взвизгнув, ушла в рикошет — он машинально пригнулся, но длинная очередь, выпущенная Сытниковым, заставила его снова поднять голову.

Не так страшен черт, как его малюют…

Внедорожник, превратившийся в мятый ком металла, уже не горел, а чадил, рядом застыла планетарная машина с изрешеченным снарядами бортом и отброшенной метров на пятьдесят башней; крыша дальнего складского терминала горела, вспухая волдырями расплавленного пластика. На эстакаде косо застыли, съехав в разные стороны, два грузовых транспортера. Прикрываясь ими, среди дыма шустро переползали кажущиеся мелкими с высоты третьего этажа фигурки — все это Антон схватил взглядом, как единую, целостную картину, и автомат в его руках задрожал, посылая прицельные очереди по резво переползающим ганианцам.

Через минуту он убедился, что найденное ими в подвале башни оружие страдает одним непоправимым недостатком — у него мгновенно заканчивались патроны в магазине.

Еще раз сменив боекомплект, он понял, что снаряженных автоматных рожков больше нет.

Ганианцы, опомнившись от шока, вызванного эффектом внезапности, быстро перегруппировались, засев в дымящемся пакгаузе. Из его окон тут же ударил усиливающийся с каждой секундой ответный огонь — судя по его плотности, там засело человек пятьдесят, не меньше.

Одна подбитая планетарная машина, два сгоревших транспортера, смятый в ком внедорожник и с десяток трупов, оставшихся на площадке перед погрузочными терминалами. Неплохо для начала…

Полынин не успел до конца оценить обстановку. Справа от диспетчерской, где вдоль края стартопосадочного поля тянулась широкая дорога, огибающая бетонную чашу, внезапно заработали орудия БПМ. Он повернул голову и увидел их — пять оставшихся от колонны боевых планетарных машин, которые, обогнув здание горящего терминала, одна за другой выползали на прямую наводку, ведя огонь из башенных орудий по провалу в нижнем этаже диспетчерской башни, где ворочался, перебирая ступоходами, обнаруживший себя «Хоплит».

Эту сцену Антон запомнил на всю жизнь. От грохота орудий тряслась закованная в бетон земля, снаряды молотили по покатой броне «Хоплита», рикошетом вышибая куски стен первого этажа, здание шаталось, и казалось, что оно вот-вот рухнет, пол под ногами у Антона и Павла ходил ходуном, как при землетрясении…

— Снаряжай! — заорал Морок, хватая с пола покрытую белесой пылью длинную трубу ручного противотанкового комплекса.

Антон тут же понял его, схватил одну из уложенных вдоль стены ракет, взвел боевое устройство и сунул стартовую часть боеголовки в пусковой ствол, который уже держал на плече Сытников.

— Готов!

Антон присел, зажав уши.

За спиной Павла, жадно лизнув стену, полыхнуло пламя реактивного выхлопа, он тут же отбросил горячую и бесполезную теперь трубу пусковой установки, схватил автомат и выглянул поверх бруствера.

— Попал! — дико и радостно заорал он.

Средняя из планетарных машин горела — кумулятивная ракета прожгла броню и взорвалась внутри, детонировав боезапас.

Еще секунда, и огонь оставшихся четырех БПМ разделился — две продолжали молотить «Хоплита», а другая пара приподняла стволы, выпустив четыре очереди снарядов по позиции третьего этажа башни, откуда была выпущена ракета.

Антону, который, снарядив магазин к автомату, как раз вставал, показалось, что кто-то со всего размаха ударил его кувалдой в грудь — это кусок стены, вырванный снарядом, едва не проломил ему ребра, ударив в бронежилет.

Металлокевлар принял удар, выстоял, но Полынина отшвырнуло метра на три, ударив о стену и оставив корчиться там от боли.

Воздуха не хватало, его вышибло из легких и никак не удавалось вдохнуть вновь — ощущение было таким, что все тело парализовано, он беспомощно и бесцельно хватал воздух руками, выгнувшись, как гимнаст, безуспешно пытающийся сделать мостик…

…Сознание вернулось к нему спустя пару минут, и первое, что он увидел, — было лицо Павла, склонившегося над ним.

— Живой? — радостно прокричал тот, пытаясь своим голосом перекрыть грохот боя.

Антон со стоном сел, вытирая рот, — на губах ощущалась кровавая пена, и на тыльной стороне ладони действительно остался розовый след.