– Так какой вы представляли меня? – миролюбиво спросила Лена у Никиты. – Небось молодой, наглой девицей, не погнушавшейся увести из дома отца семейства?

– Ну почему сразу наглой? – Никита невольно улыбнулся. – Молодой, да. – Он вспомнил Владу и добавил. – Такой, знаете ли, яркой. Вызывающей.

Лена прыснула:

– Ну это точно не ко мне. Я никогда не была вызывающей. Даже краситься почти не умею до сих пор. И маникюр не делаю. Вот, видите – Она продемонстрировала Никите руки – ногти были аккуратно подстрижены, без следов лака. – Я работаю руками, лак мне мешает. Вот как-то так.

– Сколько вам лет? – спросил Никита.

– Нетактичный вопрос, но я отвечу. Сорок два.

– Вы были замужем? Дети есть?

– Не была. Нет. – Она посмотрела на него уже без улыбки. – Какие ещё вопросы будут?

– Больше никаких. – Он доел борщ и отодвинул тарелку. – Спасибо, очень вкусно. – Никита немного помолчал, а затем негромко добавил: – Я понял, почему Сашка ушёл от Любы к вам.

– И отчего же?

– Вы очень женственная. Это редкость в наши дни.

– Спасибо, – проговорила она серьезно. – Я не хотела этого. Он сам, ей-богу! Я была против. Вы не верите мне?

– Верю. Я вам верю, Лена. И знаете, мне гораздо лучше.

– Как сердце?

– Почти прошло.

– Ну и хорошо. Скоро Саша приедет. Он написал, что освободился пораньше.

Потом они пили чай и неспешно беседовали о том о сем. Лена рассказала о себе, о том, как девочкой потеряла мать, а отец женился во второй раз – привёл в дом мачеху.

– Сложно было. – Она помешала ложечкой чай. – А ей ещё тяжелей.

– Почему ей тяжелей? – удивился Никита. – Она же взрослая, не ребёнок.

– То-то и оно, что взрослая. Понимала, что с неё спросится. Пыталась со мной контакт установить, подарки разные покупала, готовила всякие вкусности.

– А вы?

– А я… я игнорила ее, как могла. Плюшки выбрасывала в помойку. Резала вещи, которые она мне приносила. Жуть! Как вспомню, аж стыд берет.

– Вы так и не подружились? – спросил Никита.

– Подружились, но поздно, она уже больная была. Умирала. А я… я вдруг поняла, что ближе её у меня никого нет. Отец… Ну что отец? Он мужчина, ему нашу девичью душу не понять до конца. А Наташа понимала и принимала меня такой, какая я есть. – Лена вздохнула и отвернулась к окну.

Никита успел разглядеть блеск в ее глазах.

– Не надо, не расстраивайтесь. – Он осторожно тронул ее за плечо.

– И ведь как я ее сейчас понимаю! У Саши тоже дети, двое мальчишек. Он хочет, чтобы мы подружились и я стала им родной. А они даже слышать меня не хотят, не то, что видеть. Звоню, зову в гости – трубку бросают. Дети иногда такие жестокие. – Она повернулась к Никите и доверчиво заглянула ему в глаза, словно ища поддержки.

– Да, дети бывают жестокими, – мрачно подтвердил он и, подумав, прибавил: – К сожалению, не только маленькое дети, но и взрослые.

– Простите меня, – спохватилась Лена. – Не знаю, что мне вздумалось вам все это рассказывать. Просто… некому выговориться. Отец три года как умер. Подруг у меня нет. Вот и приходится все в себе держать. Тяжко.

– Понимаю. – Никита Кузьмич ласково погладил ее по плечу.

– А я, знаете, лета жду, – уже спокойней проговорила Лена.

– Почему именно лета? – удивился Никита.

– От родителей дом остался, под Тверью в лесном хозяйстве. Вокруг никого, гектар леса, грибы, ягоды. Озеро недалеко, речка, там рыбалка. Возьмём мальчишек и рванем туда на целый месяц. Саше отпуск обещали на заводе.

– Здорово, конечно, – согласился Никита. – Другой вопрос – отдаст ли вам Люба пацанов, да ещё на месяц.

– Отдаст, – уверенно проговорила Лена. – Я все сделаю, чтобы они мне доверяли, не считали сволочью и хищницей.

Грянул звонок в дверь.

– А вот и Саша, – обрадовалась Лена. – Сидите, я открою.

Она побежала в прихожую. Никита в задумчивости помешивал ложечкой чай. Его совсем отпустило, чувствовал он себя вполне сносно.

– Ну, ты чего надумал? – Сашка возник на пороге, держа в руках пакет с яблоками. – Снова в больницу не терпится? Таскаешься куда-то тайком, на звонки не отвечаешь, а после помирать начинаешь. Нехорошо, Кузьмич, некрасиво. – Он грохнул пакет на стол. – Вот, витаминчики тебе.

– Саш, ты что! Пакет грязный на стол! – засуетилась Лена. – Ничего, я сейчас перемою все, будете кушать. – Она вывалила яблоки из пакета в мойку и открыла воду.

Сашка с улыбкой посмотрел на неё и подмигнул Никите:

– Хозяйственная.

Тот кивнул и незаметно показал большой палец.

Потом они снова пили чай, закусывая нарезанными яблочными дольками, обсуждали собак, дачную жизнь и руководство завода. Шоколад положил свою чёрную голову на колени к Лене и так сидел, замерев в собачьем блаженстве.

Когда Никита Кузьмич проводил гостей, был уже поздний вечер. Он запер дверь, зашёл в гостиную и сел на диван, уронив руки между коленями. Он по-хорошему завидовал Сашке. Тот счастлив, и это видно. Возможно, Лена успеет родить ему ребёнка, а если нет, то поможет так вырастить мальчишек, что он никогда не будет чувствовать себя одиноким, как сейчас Никита. Кто знает, может, и нужно было тогда уйти от Нади и жениться на Маше. Возможно, их дети иначе бы относились к нему. Эх, да что теперь думать да гадать, пропустил он своё время, поздно, слишком поздно…

Потекли размеренные и одинаково серые дни. Никита Кузьмич тосковал и хандрил. Мысль о том, что Влада в Москве, находится всего в часе езды от него, не давала ему покоя. Почему она так поступила с ним? И почему он не может злиться на неё? Никиту терзало чувство вины. Он даже отыскал телефон Петровской и набрал номер, но в последнюю секунду сбросил вызов. Как на беду, и погода неожиданно испортилась. Зарядили дожди, больше характерные для осени, а не для конца апреля. Похолодало, на улице стало слякотно и неуютно. Никита совсем приуныл. Он пробовал забыться с телевизионными сериалами, но едва садился перед экраном, как его одолевала смертельная скука. Даже любимая игра на гитаре перестала радовать. Мир совершенно померк, лишился красок. В нем не осталось ничего, кроме предательства и коварства Влады.

Куролесов исправно звонил, пару раз они с Леной приезжали на чай. Если бы не они, Никита, наверное, совсем бы тронулся от бесконечных душевных мук. С ними, и особенно с Леной, он на время забывался, отключался от горьких мыслей, даже улыбался иногда и шутил. Но едва гости уходили, на него снова накатывала лютая и безысходная тоска.

А потом вдруг выглянуло солнышко. Сразу стало светло, шумно и радостно. Двор наполнился детворой, веселым гомоном, криками, смехом. Никита Кузьмич вывел Шоколада на бульвар и долго бродил с ним взад-вперёд по хорошо утоптанной и посыпанной гравием дорожке. Они гуляли, пока не начало темнеть. Ошалевший от счастья, пёс с лаем носился по траве, бегал за палкой и пытался подружиться с малышней на детской площадке. Наконец Никита Кузьмич почувствовал, что устал. Пора было ужинать и на покой. Он привёл пса в квартиру, как обычно, вымыл его и хотел было заняться готовкой, но тут Шоколад вбежал в кухню и ткнулся носом в пустую кормушку. Весь его вид вопил о несправедливости: мол, сам собрался есть, а мне ничего не дал.