Мне такая сумма казалась целым состоянием. И все же я сочла своим долгом указать ему на то, что он, скорее всего, выбрасывает деньги на ветер.

— Возможно, мне так и не удастся ничего разузнать.

— Я все понимаю. Но вы показались мне девушкой решительной. Может быть, если вы, по вашим словам, ничего не разузнаете… то лишь потому, что и узнавать нечего? Иными словами, может быть, моя девочка в самом деле покончила с собой. Так вы согласны?

— Ты спятила, — заявил Ганеш так уверенно, что мне сразу расхотелось с ним спорить. Мне и самой начало казаться, что я выжила из ума.

— Ган, я просто не могла ему отказать. Бедный старик! По сути, ему просто хочется узнать, чем Терри занималась за несколько недель до того, как умерла. Ему отчаянно хочется заполнить пробел между тем, когда он в последний раз видел ее, и… тем днем, когда мы ее нашли.

— Тебе не приходило в голову, что старик мог рехнуться от горя?

— Мне он показался совершенно разумным. Он дал мне свою визитную карточку. — Я положила ее на засаленный столик закусочной, в которой мы обсуждали предложение Аластера. Владелец писал сегодняшнее меню мелом на доске. Сразу было видно, что он плохо учился в начальной школе.

«Сосиськи и яйца.

Пица в асортименте».

Ничто не говорило о том, что готовит он лучше, чем пишет. Во всяком случае, из кухни несло прогорклым жиром.

— Есть здесь не будем, да?

Ган крякнул и покачал головой. Он все вертел в руках визитную карточку, хотя на обратной стороне ничего не было написано.

— Абботсфилд у Бейсингстоука, Гэмпшир, — прочел он вслух. — А это что такое — Конный завод «Астар»?

— Наверное, там разводят лошадей.

— Каких лошадей? Скаковых?

— Слушай, откуда мне знать? Он заплатил мне двести пятьдесят фунтов; я постараюсь их отработать.

— На меня не рассчитывай, — сразу предупредил Ганеш. — Я не собираюсь тебе помогать.

— Ну и не надо. Сама справлюсь.

Мы вышли из кафе и купили в киоске с китайской едой две коробки навынос. Потом устроились на берегу реки, стали есть и смотреть на Хрустальный город.

— С чего начнешь? — полюбопытствовал Ганеш.

— Наверное, еще раз поговорю с Эдной.

Остатки своего жареного риса Ган скормил чайкам.

— Надеешься, что разговор стоит двести пятьдесят фунтов, да?

Нечего и говорить, что у меня ничего не вышло. Судя по всему, Эдна решила выкинуть из головы все, связанное с неизвестным, который обронил пачку сигарет.

— Эдна, та пачка еще у тебя? А может, ты сохранила спички?

Безумная Эдна сидела на могильной плите. Услышав мой вопрос, она сунула кисти рук в рукава своего грязного пальто и нахохлилась, как грязная птица.

— Да ладно, Эдна, скажи! Я тебе еще куплю.

Она отодвинулась от меня подальше и буркнула:

— Не хочу.

— Эдна, тебя что-то расстроило?

Она вскинула голову и посмотрела на меня исподлобья:

— Они их всех увезли!

Сначала я не поняла, а потом до меня дошло: как ни странно, рядом с Эдной не было кошек. Сердце у меня упало.

— Кто их увез?

— Они назвались благотворительным обществом по охране животных. Явились с клеточками в фургоне. Я говорила им, не нужно никакой благотворительности. У них есть я! Я заботилась о них. А она ответила…

— Кто «она»?

— Тощая девчонка, которая у них за главную. Лицо как у хорька. Она сказала, что для них найдут новые дома. Не верю! Я никому не верю. И никто мне не нужен. И ты не нужна!

Конец разговора.

Я пережила горькое разочарование. Дело в том, что в голове у меня уже зародились мысли, которыми я не поделилась с Ганом. На упаковке спичек, которую показывала мне Эдна, была напечатана реклама одного уинчестерского бара. Уинчестер не так далеко от Бейсингстоука, а Бейсингстоук, в свою очередь, совсем рядом с Абботсфилдом и конным заводом «Астар». Спички были важной уликой, и вот теперь улика пропала.

И все же я считала, что на верном пути. Полицейские пытались раскрыть дело из Лондона. Мне казалось, что они ищут не там. Все началось в Гэмпшире. И там, в Гэмпшире, я, возможно, положу конец всей истории.

Постоянный адрес, пусть даже всего лишь квартира, помог мне в одном смысле: я сумела найти себе другую работу. Деньги Аластера по-прежнему были у меня, но они не предназначались на повседневные нужды. Они должны были пойти на расследование, а расследование пока не стоило мне ни гроша.

Работа оказалась паршивой; я устроилась официанткой в одной забегаловке, где все жарили во фритюре. Кроме жареной рыбы с картошкой, там готовили еще пудинг из хлебных крошек. Кормились в нашей забегаловке в основном водители-дальнобойщики и рабочие с ближайших строек. Я возвращалась домой вся пропахшая маслом, и жалованье мне положили скудное, зато я часто получала щедрые чаевые. А еще там бесплатно кормили. Правда, есть приходилось дежурные блюда из меню. С работы я выходила вся в пятнах масла и жира, зато экономила на еде.

После смены я ходила из паба в паб, из сквота в сквот, пытаясь отыскать следы Терри. Иногда я набредала на след, оставленный полицейскими. Надо отдать им должное, обычно они меня опережали. Я, правда, сомневалась, удалось ли им узнать что-то, чего не знала я. Никто ничего не мог мне сказать, а ведь обитатели сквотов и пабов скорее станут откровенничать со мной, чем с копами. Я даже к Люси наведалась, но оказалось, что ей нечего мне сообщить. Она познакомилась с Терри случайно и знала о ней так же мало, как и я. Люси тоже устроилась на работу — стала няней и ухаживала за детьми. Жизнь у нее налаживалась. Я порадовалась за нее.

Фитиль не подавал признаков жизни. Его молчание совсем не удивляло меня. Правда, я побывала в его хостеле, и теоретически ему должны были хоть что-то передать. Мне хотелось убедиться, что с ним ничего не случилось; хотелось узнать, что сказали ему полицейские, а он — им. Кроме того, мне хотелось еще расспросить его о Терри. В конце концов, Фитиль был одним из немногих, кроме меня, кто знал ее.

Поэтому как-то вечером после работы я снова пошла к нему в хостел, уселась на каменную ограду у входа и стала ждать. Через несколько минут из здания вышла женщина-сектантка. Разумеется, она улыбалась. Неужели они никогда не перестают улыбаться? Сектантка спросила, что мне нужно. Я ответила, что жду Генри. Она пригласила меня отведать их «вкусного, горячего ужина». Я отказалась. Судя по запаху, доносившемуся из полуподвальной кухни, ужин состоял в основном из капусты.

В конце концов сектантка от меня отвязалась, и я осталась на своей ограде. По правде сказать, сидеть там было тяжело. Камень холодил тело даже сквозь джинсы. Боясь обзавестись геморроем, я подрыгала ногами, стараясь разогнать кровь. Чтобы чем-то занять мысли, я стала составлять список моих любимых фильмов. Хотя занималась я этим не в первый раз, составление мысленного списка заняло довольно много времени. Первым номером, как всегда, у меня значился «Хороший, плохой, злой».